Легко задним числом считать, что после 1977 г. ухудшение советско-американских отношений было неизбежным. Историки изучили основные проблемы и события тех лет, которые, казалось бы, подтверждают этот вывод. Действительно, трудно было ожидать иного в условиях, когда не прекращалось советское вмешательство в Африке, процесс контроля над вооружениями протекал медленно, в то время как гонка вооружений шла гораздо быстрее, в США нарастали антисоветские настроения, и началась мировая кампания «в защиту прав человека» в СССР. Однако многие из этих проблем существовали и раньше и разрядка при этом успешно развивалась. А в 1980-х гг. еще более серьезные препятствия не помешали Рейгану и Горбачеву стать партнерами по переговорам. Можно сделать вывод, что разрядка могла бы продолжить свое существование, несмотря на все возникшие трудности, если бы Брежнев по-прежнему горел желанием сохранять партнерство с американским президентом. Разумеется, из этого вовсе не следует, что нужно все сводить к личным отношениям политических лидеров и игнорировать всю сложность международных отношений, идеологический конфликт двух сверхдержав и контраст между советским посттоталитарным режимом и американской либеральной демократией. Из этого лишь следует, что в моменты значительных сдвигов в международных отношениях фактор личности и воли политических лидеров оказывается ключевым.
Отсутствие у Картера ясного подхода к Советскому Союзу сыграло не менее важную роль в закате разрядки, чем убеждения Брежнева — в ее успехах в 1970-1975 гг. Президент США под влиянием Бжезинского и красноречивых критиков политики разрядки начал считать Советский Союз державой, способной на авантюры и безрассудную экспансию. Картер спутал стареющих кремлевских лидеров, идущих на поводу у событий и обстоятельств, с неугомонным и взрывоопасным Никитой Хрущевым. В мае 1978 г. Картер написал Бжезинскому, что «возрастающая военная мощь СССР в сочетании с политической близорукостью, подкрепленная великодержавными амбициями, может вызвать искушение у Советского Союза воспользоваться региональной нестабильностью, особенно в странах третьего мира, а также запугать наших друзей с целью достижения политического преимущества, а в конечном счете — даже превосходства. Вот почему я так отношусь к советским действиям в Африке, и вот почему наращивание вооружений СССР в Европе вызывает мою озабоченность. Кроме того, я вижу, что Советский Союз вынашивает планы проникнуть в Индийский океан через Южную Азию с возможной целью окружить Китай». Конец этой фразы многозначителен. Для того чтобы сдержать советскую экспансию на африканском континенте, Бжезинский и министр обороны Гарольд Браун решились на далеко идущий шаг в духе «реальной политики» — предложить стратегическое партнерство Китаю и разыграть «китайскую карту» против СССР. Вэнс возражал, он считал, что этот ход слишком опасен для советско-американских отношений, однако Картер согласился с Бжезинским и Брауном. Он направил Бжезинского в Пекин, наделив его широкими полномочиями для того, чтобы достичь соглашения с китайским руководством. Этот шаг, считает американский историк-международник Рэймонд Гартхоф, вызвал необычайно серьезные последствия, выходящие далеко за пределы того эффекта, который ожидали получить его инициаторы. Примерно в это же время Добрынин сказал Авереллу Гарриману, пытавшемуся защищать действия администрации Картера, что теперь уже ничто не поможет «изменить эмоциональный климат, который сегодня сложился в Москве»{968}
. В этом климате опять надо было отвечать «ударом на удар» и тем самым вернуться к духу холодной войны, который с таким трудом был преодолен перед поездкой Никсона в Москву в мае 1972 г.