Тем временем с молчаливого одобрения Александра Яковлева, который курировал средства массовой информации, а также с согласия Михаила и Раисы Горбачевых, в стране росло влияние тех, кто считал себя «поколением шестидесятников». Это были «просвещенные» аппаратчики и партийные интеллектуалы, которые еще 20 лет назад, молодыми людьми, ратовали за десталинизацию общества и демократические реформы, а теперь, уже в ином возрасте, получили второй исторический шанс изменить общественный климат в стране. Начиная с 1986 г. эти люди начали занимать руководящие должности в ряде журналов и газет, на некоторых телепрограммах, все еще подконтрольных государству. По рекомендации Яковлева главными редакторами ведущих литературных и публицистических изданий стали такие деятели, как Сергей Залыгин в «Новом мире», Виталий Коротич в «Огоньке» и Егор Яковлев в «Московских новостях». Сторонники «нового мышления» стали печатать на страницах своих изданий запрещенные рукописи, публиковать статьи, в которых высоко оценивались произведения кинематографа и литературы, обличающие сталинизм, а также выходили публикации с критикой брежневской эпохи застоя. После Чернобыля началась гласность на телевидении, где творческие, либерально настроенные люди получили возможность создавать новые программы.
Летом 1987 г. Горбачев, работая над книгой о перестройке и «новом мышлении», поделился своими намерениями с очень узким кругом лиц, куда входили Яковлев и Черняев: состояние бюрократии, партии, экономики и общества приводили его в ужас, но он был полон решимости сдвинуть эту гигантскую махину с места. Он пришел к мысли о необходимости полностью реформировать всю систему от экономики до образа мыслей. Черняев, ликуя, записал слова Горбачева: «Я пойду далеко, очень далеко»{1128}
. К этому времени Горбачеву уже можно было не опасаться судьбы Хрущева — переворота, организованного консерваторами, в том числе из Политбюро и партийно-государственной номенклатуры. Напротив, среди новой когорты партийных руководителей находились такие, которые уже начали роптать по поводу медленных темпов горбачевских реформ в стране: одним из них был Борис Ельцин, партработник из Свердловской области, назначенный при Горбачеве первым секретарем Московского горкома КПСС. В ноябре 1987 г. в своей речи, посвященной 70-й годовщине Октябрьской революции, Горбачев впервые после Хрущева осудил сталинский режим и сказал, что в советской истории имеются «белые пятна». Тем самым генсек дал зеленый свет общественным дискуссиям о преступлениях сталинизма, по сути, обсуждению всей советской истории{1129}. Это был поворотный пункт во взаимодействии между новациями в международной политике и динамикой внутренних перемен. Если на начальном этапе правления Горбачева особое значение придавалось контролю над вооружениями и разрядке напряженности, то теперь Горбачев перешел к следующему этапу, когда мирное наступление он сочетал с незавершенной задачей Хрущева по освобождению общества от сталинского наследия. Черняев это объясняет так: «Для того чтобы иметь успех в новой внешней политике, приходилось рушить мифы и догмы конфронтационной идеологии и "теории", а это тут же отражалось — через "мышление" самого генерального секретаря и через перестроечную печать — на всем интеллектуальном состоянии общества»{1130}.Стремительная радикализация «нового мышления» с его социалистическим по духу идеализмом и нацеленностью на реформы не положила конец вопиющим противоречиям в риторике и поведении Горбачева. 27 июня 1987 г. в беседе с премьер-министром Зимбабве Робертом Мугабе Горбачев описал принципы советской внешней политики в тех же терминах, что использовал в своих речах Хрущев 30 лет тому назад. В заключение он сказал, что «необходимо наращивать давление» на западные страны. 23 октября 1987 г. Горбачев заявил Шульцу, что не приедет в Вашингтон на саммит до тех пор, пока Рейган не откажется от программы СОИ, и что одного лишь подписания договора о сокращении ядерных ракет средней и меньшей дальности (РСМД) будет недостаточно для оправдания встречи в верхах. Генсек собрал совещание, в котором участвовали Шеварднадзе, Яковлев, Ахромеев, Черняев и замминистра иностранных дел Александр Бессмертных. Кто-то говорил, что нужно подождать, пока в Вашингтоне не сменится администрация, а затем уже поднимать тему СОИ. Черняев, однако, убедил Горбачева не отказываться от встречи с Рейганом{1131}
.