Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Какова была реакция Горбачева на это, неизвестно до сих пор. Он и остальные приверженцы «нового мышления» еще с 1987 г. видели в Хонеккере закоренелого реакционера после того, как тот начал открыто выступать против политики Горбачева^{1215}. Секретарь ЦК Вадим Медведев, отвечавший за связи с социалистическими странами и за идеологию, побывал в ГДР в сентябре 1989 г. и вернулся в Москву «с нелегкими мыслями». Согласно его выводу, «первое, что надо было сделать, — это принять решение о смене руководства, тем более что в отличие, например, от Чехословакии и Болгарии тут не возникало сложностей с подбором преемника». Об этом он доложил Горбачеву^{1216}. В то же самое время сотрудники КГБ, работавшие в ГДР, сообщали в Москву о расстановке сил в руководстве ГДР (не вдаваясь в подробные политические рекомендации) и указывали на то, что ситуация требует немедленной отставки Хонеккера^{1217}.

5 октября 1989 г. Черняев записал в своем дневнике: «М. С. [Горбачев] завтра летит в ГДР на 40-летие. Очень ему не хочется. Два раза звонил… В поддержку Хонеккера не скажу ни слова… Республику и революцию поддержу». Черняев был под впечатлением шифровок о стремительно развивавшейся революции в Восточной Германии. «Сегодня в Дрездене 20 000 человек вышли на демонстрацию, вчера в Лейпциге еще больше. Идет информация, что в присутствии Горбачева начнут штурмовать стену. Жуткие сцены при прохождении спецпоезда с гэдээрововскими беженцами из Праги в ГДР через Дрезден. Вся западная пресса полна статьями о "воссоединении" Германии»^{1218}. Во время пребывания в ГДР советский руководитель так и не высказал своей четкой позиции о происходящем. Он видел, что «процессы пошли», но стойко придерживался тактики невмешательства. На встрече с руководством ГДР он говорил нарочито туманным языком, сказав, например, что того, кто опаздывает, «наказывает жизнь». Позднее это высказывание расценивалось как явный сигнал к снятию Хонеккера, но неизвестно, что Горбачев имел в виду на самом деле. В то время большинство обозревателей, включая самих немцев, не обратили особого внимания на эту расплывчатую фразу. Выступая перед широкой аудиторией в Берлине, он цитировал стихотворение русского дипломата и поэта Федора Тютчева:

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…

Предназначалась ли эта цитата руководству ФРГ в качестве предостережения — на тот случай, если оно вдруг замышляло силой присоединить к себе ГДР? Или, напротив, означала согласие советского руководства на воссоединение страны на мирных, добровольных началах? Сотрудники аппарата Белого дома Филипп Зеликов и Кондолиза Райс восприняли стихотворение как «странный способ предостеречь ФРГ о том, что необходимо уважать сложившиеся после войны реальности»^{1219}.

Виталий Воротников записал рассказ Горбачева о впечатлениях от своего визита, которыми он поделился с членами Политбюро. Генсек признался, что ему было «неловко» видеть факельное шествие молодежи, скандировавшее «Горби! Горби!» перед трибуной, где стоял он и руководство ГДР. Горбачев рассказал коллегам, что Хонеккер утратил связь с реальностью и что в ГДР зреет взрыв. Никаких мер по этому поводу он обсуждать не стал. Горбачеву явно не хотелось обсуждать на Политбюро возможные последствия краха ГДР для СССР. Тезисы выступления Горбачева на Совете обороны 17 октября содержат примечательный тезис: «Правительства стран НАТО не перестали быть нашими потенциальными противниками, не отказались от своих намерений "отбросить коммунизм", подорвать роль Советского Союза как мировой державы. Наметившиеся позитивные сдвиги не приобрели еще необратимого характера». Неизвестно, думал ли так сам генсек или он просто выражал общепринятое среди военных мнение^{1220}.