Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

И все же даже теперь, по прошествии времени, поражаешься, как просто, словно мимоходом, Горбачев отказался от восточноевропейской части советской империи и как легко страны этого региона пошли своей дорогой. 3 марта 1989 г. председатель Совета министров Венгрии Миклош Немет проинформировал Горбачева о своем решении «полностью снять электронные и технологические средства защиты с западных и южных границ Венгрии. Нужда в них отпала, и они служат лишь для того, чтобы ловить граждан Румынии и ГДР, которые пытаются нелегально уйти на Запад через Венгрию». Он осторожно добавил: «Конечно, нам надо будет поговорить с товарищами из ГДР». Единственными словами Горбачева, сохранившимися в записи, были: «Мы строго охраняем наши границы, но и мы движемся в сторону большей открытости». В дальнейшем вместо консультаций с лидером ГДР Хонеккером Немет и его коллеги договорились с канцлером ФРГ Гельмутом Колем о том, что Венгрия будет беспрепятственно пропускать всех восточных немцев в Австрию, для того чтобы они потом направлялись в Западную Германию^{1203}.

Подобный же принцип невмешательства и отсутствие внятной стратегии отличали советскую дипломатию и в решающий период лета и осени 1989 г., когда события в Центральной и Восточной Европе приняли революционный характер. Современным исследователям пока не доступны документы, отражающие содержание телефонных разговоров между Москвой и Варшавой, а также шифропереписка, которая велась в переломный момент, когда поляки на парламентских выборах 4 июня проголосовали за «Солидарность», и в течение последующих двух месяцев, когда решался вопрос о президентстве Войцеха Ярузельского. Как вспоминает Мечислав Раковский, один из руководителей ПОРП, выступивший за реформы в стране, Горбачев звонил ему, чтобы узнать «что происходит». При этом советский руководитель умело избегал каких-либо советов и не произнес ничего, что можно было бы трактовать как намек на вмешательство в польские дела^{1204}. 11 сентября, когда венгерское правительство открыло границы своего государства «туристам» из ГДР, желавшим перебраться на постоянное место жительства в ФРГ, Москва по-прежнему подчеркнуто хранила молчание. Когда Венгрия под давлением Хонеккера ограничила выезд, «туристы» из ГДР хлынули в Прагу. В результате десятки тысяч восточных немцев заполнили улицы Праги и Будапешта, что дестабилизировало ситуацию в этих странах. 27-28 сентября министр иностранных дел Шеварднадзе, предположительно по указанию Горбачева, встретился со своими коллегами Джеймсом Бейкером и Гансом-Дитрихом Геншером во время заседания Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, чтобы обсудить проблему. Итогом этой встречи стало разрешение немцам из ГДР временно проживать на территории посольств ФРГ в Праге и Будапеште. Позднее им было разрешено на специальных поездах проехать через всю территорию ГДР в Западную Германию^{1205}.

Позднее Горбачев утверждал, что к началу 1989 г. он уже был готов вывести все советские войска из Центральной Европы, но собирался делать это неспешно, главным образом не из-за геополитической обстановки, а потому что был связан по рукам и ногам у себя дома. В подтверждение этих слов Черняев пишет: «Было опасение, что, если мы начнем выводить войска, поднимется вой: за что мы сражались, за что миллионы наших солдат погибали в Великой Отечественной войне? Почему мы от этого отказываемся? Горбачев в то время очень болезненно относился к таким моментам»^{1206}.

Горбачев был еще больше озабочен тем, какую позицию займут в отношении его реформ администрация Буша и правительство ФРГ. В Вашингтоне новые люди у власти относились отрицательно к «роману» Рейгана с Горбачевым, планам безъядерного мира и т. п. Роберт Гейтс, Ричард Чейни и Брент Скоукрофт не воспринимали всерьез горбачевские призывы к «новому мышлению», считая их в лучшем случае неискренними, а в худшем — намеренным обманом. Даже вывод советских войск из Афганистана, завершившийся в феврале 1989 г., не поколебал их в этом мнении. Прагматик и сторонник баланса сил Скоукрофт объяснял этот шаг необходимостью «перегруппироваться после поражения». Его вывод: «Приоритеты СССР не изменились, а просто сузились»^{1207}.