На первых порах дипломатическое поражение СССР не выглядело таким уж очевидным. В апреле 1946 г. Кавам согласился предоставить нефтяные концессии Советскому Союзу, оговорившись, что должен получить одобрение на этот шаг у вновь избранного меджлиса. И лишь в сентябре Сталин наконец-то осознал, что выборы в иранский парламент так и не назначены и, следовательно, вопрос о концессиях «может повиснуть в воздухе». Как водится, он отругал своих подчиненных, прежде всего Молотова и МИД, за то, что они проглядели иранскую уловку, но наказывать никого не стал{197}
. В октябре премьер-министр Ирана, заручившись поддержкой англичан и американцев, начал наступление против сепаратистов с намерением восстановить власть Тегерана на северо-западе страны. Оставленные без советской военной поддержки, власти самопровозглашенных автономий — курдской и азербайджанской — были обречены. Когда иранские правительственные войска вошли на территорию северных провинций, Сталин оставил повстанцев на произвол судьбы. Только после настоятельных просьб Багирова он согласился дать политическое убежище в СССР верхушке АДП и некоторому числу беженцев — но не более того. Несмотря на это поражение азербайджанского национализма в Иране, Багиров, как и многие другие жители Советского Азербайджана, не теряли надежды, что, «в случае военного конфликта» между Советским Союзом и Ираном, удастся аннексировать иранские территории и «воссоединить» Азербайджан{198}. Однако затевать конфликт с западными державами из-за Азербайджана кремлевский вождь не собирался.Незадолго до этого Сталин терпит еще одно внешнеполитическое поражение — в войне нервов с Турцией. 7 августа 1946 г. советское руководство направило турецкому правительству ноту, в которой заново озвучило советское «предложение о совместном контроле» над черноморскими проливами. На этот раз советская нота не содержала ни слова о территориальных притязаниях, и советские дипломаты намекнули, что если соглашение по проливам будет достигнуто, то все претензии будут сняты. Однако турки, уже чувствовавшие за своей спиной поддержку Вашингтона и Лондона, и в этот раз ответили решительным отказом. И опять новый ход Сталина в этой войне нервов неожиданно обернулся против него самого: в глазах американских политиков и военных Советский Союз превращался в главный источник угрозы послевоенному миру. Основываясь на противоречивых разведданных, в которых переоценивалась концентрация советских войск в Болгарии, у границ Турции, кое-кто в политических и военных кругах Америки впервые стал подумывать о возможности применения атомного удара по Советскому Союзу, в том числе по заводам на Урале и нефтяным предприятиям на Кавказе. На этот раз, судя по некоторым свидетельствам, Сталин осознал, что его балансирование на грани конфликта рождает негативные последствия и опять пошел на попятную. Публично он демонстрировал свое безразличие к американской атомной монополии, но за его бравадой крылось молчаливое признание американской мощи{199}
.Сталин оказался не готов схлестнуться с Соединенными Штатами по турецкому вопросу — к огромному огорчению грузинских руководителей. Акакий Мгеладзе, сталинский любимец и один из высоких партийных деятелей Грузии, в частной беседе с маршалом Федором Толбухиным, командующим Закавказским военным округом, выразил свое разочарование. Мгеладзе жаловался, что украинцы «вернули себе» все земли, а грузины все еще ждут. Толбухин с большим сочувствием отнесся «к чаяниям» грузинского народа. Но грузинам, как и азербайджанцам, пришлось удовлетвориться существующими границами своих республик{200}
.Ключевым фактором, который спутал Сталину его расчеты, стало поведение Соединенных Штатов. Начиная с февраля 1946 г. американцы взяли на вооружение новую стратегию: они стали активно выступать в защиту не только Турции и Ирана, но и Восточной Европы, рассматривая страны и области на этих территориях в качестве потенциальных жертв «коммунистической экспансии». С осени 1945 г. США стали играть определяющую роль на мировой арене. И после февраля 1946 г. администрация Трумэна приняла решение сдерживать Советский Союз, кардинально отступив от рузвельтовской политики втягивания сталинского режима в клуб «великих держав».
Американская политика стала смещаться от поиска сотрудничества к твердому противодействию «проискам Москвы». Поскольку таковой была и позиция Великобритании, особенно после ухода в оппозицию консерваторов и победы лейбористов в июле 1945 г., вероятность успешной дипломатической игры Сталина в формате Большой тройки начала быстро таять.