Неудавшийся апостол (СИ)

— Где твоя шлюха? — меня слегка шатало, но я все еще мог оказать сопротивление.

Все еще был риск, что мне пустят стрелу в спину, так что я отошел в сторону, прикрываясь стоящей тут же хижиной. Внутри кто-то плакал. Понимая, что слова мои все равно никто не разберет, я снял повязку со лба, обнажая метку. Она все еще пульсировала и была набухшей от крови. Увидев ее, вождь присмотрелся ко мне внимательней. И тут я заметил, что он отмечен точно так же. Просто на темной коже она была почти неразличима. Как само собой разумеющееся, пришло осознание того, что нам нужно решить, кто останется жить, а кто уже не пригодится змееглазой. Она ведь неспроста выискивает себе самца? Конечно нет. Ну ничего, разберемся, кто тут имеет право на гарем.

Я направил Кольт в эту здоровенную тушу и выстрелил. Негр какое-то время удивленно смотрел на дырку в груди, не понимая, что его убило. Бедолага был абсолютно уверен, что расправится с израненным врагом в мгновение ока. Поэтому тянул время, позволил себе снисходительно рассматривать будущую жертву. Осмотревшись на предмет возможной опасности, я подошел к трупу. Ничего интересного, обычный дикарь. Теперь его жилище по закону было моим. Я не думал, что кто-то покусился бы на мою жизнь, когда я буду находиться внутри. К слову, помещение выглядело очень интересно: в центре круглой комнаты стоял низкий столик, уставленный незамысловатой посудой с фруктами, несколько больших окон выходило на четыре стороны света, ни одной занавески я не заметил, зато у каждого окна тлела небольшая каменная лампада, распространяя приятный запах. Тут же я обнаружил несколько стеллажей грубой работы, везде посуда с различным содержимым: мази, сушеная трава, порошки, плоды неизвестных растений. Сомнений не было. Все это не могло принадлежать черному вождю. Тут и обитает эта ведьма, так что остается только ее дождаться.

У одного из окон стояло некое подобие раскладушки. Только вместо матраса была растянута циновка. Лежать в ней оказалось очень удобно, впервые за сегодняшний день я позволил себе расслабиться. Раны постоянно жгло, но запах воскурений успокаивал мысли, позволял отвлечься от собственного тела. Сколько я так пролежал — не знаю. В какой-то момент в хижину проскользнула темнокожая женщина. Кажется, она не обращала на меня никакого внимания. Молча выбросила пепел из лампадок, обновила ароматические травы, подожгла их. Я также молча наблюдал за ней. Низкорослая, с округлыми формами, она была почти полностью обнажена, не считая короткой юбки из полос змеиной кожи.

Когда она ушла, я посмотрел на фрукты. Есть не хотелось, но если бы кто-то подал мне один… Вскоре горло пересохло, мне очень захотелось пить, но подняться я не мог. Было такое странное ощущение, словно разум мой находится внутри грудной клетки. Ушами я слышал, как размеренно бьется сердце, как с легким шумом течет по венам кровь. Это было приятное ощущение. Когда-то я пытался практиковать медитацию, ощущения очень похожие. Мысли текли своим чередом, я просто осознавал себя находящимся здесь, в этой хижине. В полной безопасности от безумных джунглей и их кровожадных обитателей.

Кажется, я даже слегка задремал. Когда проснулся, обнаружил, что в комнате появился дополнительные источники света: шесть факелов висели в кольцах на стенах. Раньше я не замечал, что в этих же шести местах на стене висят блины из глины. Видимо, так дикари предусмотрели возможность пожара. И я был уже не один. На столе так же горела чашка с маслом. Мерное синее пламя позволило мне рассмотреть ее, сидящую на коленях, как раз напротив меня…

Янтарные глаза смотрели на меня с легкой издевкой. Хищные зрачки впились в самое глубинное, что было во мне. Я заметил в ее руках широкую чашу, наполненную чем-то густым. Ведьма сделала неторопливый глоток, облизнула губы. Я вновь вспомнил, что зверски хочу пить. Но стоило приподняться, как раны на груди и лице взорвались жгучей болью. Я скорчился и повалился обратно. Сопровождением моих страданий стал заливистый смех. Тихий, музыкальный. Со злобой посмотрев на змееглазую, я с удивлением обнаружил, что ее лицо абсолютно спокойно.

«Очередное наваждение, — подумал я, — весь день — сплошное наваждение…»

— Скажи мне, что ты хочешь? — пересохшие губы едва могли шевелиться, я смотрел в потолок, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

Естественно, ответом мне стало молчание. Было невыносимо осознавать свою беспомощность не только перед обстоятельствами, но и перед всем этим неподвластным миром, который я никак не мог понять. Воевать с ним я мог только оружием, во всем остальном неизменно проигрывал. Да и сейчас я не мог считать себя победителем, ведь валялся в кровати врага, истекая гноем и кровью из полученных ран.

— Так что же ты хочешь, черт тебя побери! — я вновь попытался встать, у меня даже получилось сесть, но темнота накрыла меня раньше, чем взбунтовавшийся желудок успел вывернуться наизнанку…

II