– Думаю, твоя мать согласилась, потому что твой отец может уболтать кого угодно, – рассказывает она. – Он может быть очень убедительным, а твоя мама – человек, настроенный позитивно. И вот комбинация этих двух вещей, позволила осуществиться вашим планам. Может быть, твоя мама и не хотела этого в действительности, но она верила, что это делается ради тебя. Твой отец думал не только о тебе, но и о себе, и о семье. Россия разваливалась. Теннис мог дать что-то не только тебе, но и стать выходом для твоей семьи. Если бы он смог устроить твою жизнь, вся семья могла бы жить за счет дочери. И ему это удалось. Все сработало. В этом смысле он был очень толковым. А вот твоя мама в то время об этом не думала, хотя в глубине души она, может быть, и понимала, что происходит в действительности. Или… кто его знает? Может быть, твой отец все это обсуждал с ней. А вот для меня и твоего дедушки все это было просто ужасно. Юрий внезапно сообщает, что увозит нашу внучку в Америку? В те времена о людях, которые уезжали в Америку, никто никогда больше ничего не слышал.
Папа собрал все деньги, которые у нас были, потом немного занял – получилось что-то около семисот долларов – свернул их в трубочку и положил в передний карман так, чтобы каждый раз, когда он нервничал, он мог убедиться, что деньги на месте. Он купил билеты на дневной рейс из Москвы в Майами, где нас должен был встретить представитель команды. Все происходило как в тумане. Я не помню, во что я была одета, и не могу вспомнить свои ощущения. Наверное, мне было грустно прощаться с мамой, но, скорее всего, я не понимала, что происходит и что я не увижу ее до тех пор, пока мне не исполнится девять лет.
Летели мы «Аэрофлотом» на одном из тех древних самолетов, в которых в ряд располагается пятнадцать кресел. Рядом с нами сидела русская пара. Отец весь полет проговорил с ними. До меня доносились обрывки разговоров, когда я ненадолго просыпалась, а потом вновь погружалась в сон. Он рассказывал им обо мне, теннисе и наших планах, о детской команде, о ее тренере и об академиях. Я не могла понять, почему он так разговорился. Обычно он довольно сдержан. Дозаправка самолета происходила в Шенноне, Ирландия. Я не знала куда себя деть – так много времени мне пришлось провести неподвижно, сидя на одном месте. Это был первый долгий перелет в моей жизни. Помню, как смотрела из окна на людей и машины. А потом мы оказались в Америке. В два или три часа утра. Мы прошли таможню и вышли на тротуар. Помню, каким был воздух в тот первый раз: похожим на влажную руку, полным запахов, тропическим, таким не похожим на воздух Сочи. Помню пальмы. И помню, что было очень темно. И как мы ждали. Все уже разъехались, а мы все стояли и ждали машину, которую за нами должен был прислать тренер. Наверное, мой отец был в панике. Он не говорил по-английски, никого не знал в этой стране и в одиночестве стоял в ночной темноте вместе со своей шестилетней дочерью. Но он старался казаться спокойным и, нежно положив мне руку на плечо, приговаривал:
– Не волнуйся, Маша. Не волнуйся.
Но я уверена, что его другая рука была в кармане и ее пальцы сжимали деньги. Что делать? Нанять машину? Сесть на автобус? Если бы он даже нашел кого-то, кто согласился бы нам помочь, этот человек не говорил бы по-русски. Наконец мимо нас прошли мужчина и женщина. Это была пара из самолета. Отец объяснил им ситуацию.
– Если бы я мог позвонить тренеру…
Мужчина объяснил ему, что среди ночи сделать ничего невозможно.
– У вас на руках маленькая девочка, которой нужно выспаться.
У них был номер в гостинице в Майами-Бич. Он предложил взять нас с собой.
– Поспите на полу, – сказал мужчина. – А завтра будете звонить.
Утром, еще не открыв глаза, я почувствовала, что нахожусь в незнакомом месте. Я слышала, как мой отец быстро и негромко говорит по телефону. В его голосе слышалось разочарование. Он не спал уже много часов. Может быть, этой ночью он вообще не ложился. Увидев, что я проснулась, он расслабился, сел рядом и попытался объяснить мне, что будет дальше. А я была счастлива просто быть с ним во время этого приключения, так далеко от дома. В той ситуации весь мир, казалось, ополчился против нас. Он не смог дозвониться ни до тренера команды, ни до наших в России. Линии были то заняты, то не работали, то еще что-то в этом роде. А те несколько человек, до которых ему удалось дозвониться, не захотели помочь. Но у нас был наш распорядок, которого мы должны были придерживаться. Я надела свой теннисный костюм. Кроссовки. Юбку. Я всегда тренировалась в юбке, чтобы чувствовать себя в обстановке матча (хотелось тренироваться в точности так, будто уже играешь). Завязала хвостик на затылке и вышла вслед за папой из номера. Однако в нашем распорядке произошло одно изменение – в нем не было места маме и ее объятиям, которыми она всегда награждала меня перед выходом. Отец нес две ракетки, свою и мою, и контейнер с мячами. Мужчина с самолета пошел вместе с нами, желая, видимо, посмотреть, что будет дальше.
– Что вы делаете? – спросил он.