Неудержимая. Моя жизнь

Папа стал планировать отъезд, как только мы вернулись в Сочи. Он твердо решил вывезти меня в США, потому что считал эту страну единственным местом, где я смогу развиваться. Он зациклился на Флориде. Почему? Я могла бы дать сложное объяснение, сравнивая различные районы Америки, теннисные академии, но правда заключается в том, что Юрий человек суеверный и следует тайным знакам судьбы, а ему был знак, который указывал на Флориду. Знак явился ему в виде двух журнальных статей. Одна была о сестрах Уильямс и о том, как они тренируются в теннисной академии Рика Маччи в Бока-Ратон. Вторая была о Курниковой и ее тренировках в академии Ника Боллетьери в Брейдентоне.

Папа верил, что эти статьи попали к нему в руки именно в тот момент не случайно. Высший голос говорил ему, куда ехать.

В наши дни поездка в США обычно не вызывает никаких проблем. Получаешь туристическую визу, покупаешь билет на самолет и летишь. Но в начале 90-х все было не так. Советский Союз разваливался. Работу найти было практически невозможно, а значит, невозможно было зарабатывать на жизнь и обеспечивать семью. Нечем было заняться. Даже если у тебя были деньги, ты не мог просто так сесть на рейс в Америку. Невозможно было получить визу – их давали только тем, кто путешествовал по государственным делам. Зная, что ему может понадобиться какая-то официальная поддержка, мой отец написал тренеру национальной детской команды Российской теннисной федерации. О том, чтобы я играла в этой команде, речи не шло – все дети были в возрасте двенадцати лет и старше, а мне было всего шесть. Но отец надеялся, что федерация окажет мне спонсорскую помощь с прицелом на будущее. В письме он объяснил ситуацию и описал мой талант, упомянув фамилии Юдкина и Навратиловой. И это сработало. По крайней мере так нам тогда казалось. Оказалось, что команда тренируется во Флориде, где готовится к турне по Соединенным Штатам. Тренер ответил нам письмом, в котором приглашал приехать и поработать с командой.

Отец отправился в Москву за визами. Ему было двадцать восемь лет, и он был одет в свой единственный костюм, который он надевал на свадьбу. Он был готов положиться на судьбу и удачу. (Знаки говорят тебе, что надо делать, если ты умеешь их читать.) У него было письмо тренера, и он тщательно подготовил свою речь. После часов ожиданий он, наконец, оказался перед официальным представителем посольства. Это человек внимательно осмотрел Юрия, потом изучил письмо и другие документы: фотографии и страницы с рельефными печатями. Все это время мой отец говорил, не переставая, произнося фамилии Юдкина, Моцарта, Навратиловой и говоря об одаренности.

– У меня тоже есть дочь, – сказал, наконец, чиновник. – И она тоже играет в теннис. Ей восемь лет. Но мне кажется, что об одаренности нет и речи. Вашей дочери шесть. Почему вы считаете, что она лучше, чем моя дочь? Может быть, вы просто смотрите на нее глазами любящего отца?

– Вашу дочь я не знаю, – ответил Юрий, – но хорошо знаю свою. Все, что я вам рассказал – правда.

– И вы хотите вывезти шестилетку в США, чтобы она там тренировалась?

– Да.

– И у вас нет никаких сомнений?

– Никаких.

Мужчина посмотрел отцу в глаза.

– Вы уверены?

– Да.

– И вы знаете, куда ехать и что делать?

– Да.

Этот мужчина выдал нам трехгодичные визы – отцу потом придется вернуться в Россию, чтобы продлить их – но вот он у нас, бесценный и очень редкий дар. Золотой билет. Право на свободный приезд и отъезд. Американцу и даже россиянину в наши дни сложно представить себе, каким чудом это было. Документ, который удалось получить Юрию, было практически невозможно достать. Этот мужчина, этот чиновник, кем бы он ни был и где бы сейчас ни находился, позволил нашим планам превратиться в реальность. Кто знает, что бы произошло без него? Почему он это сделал? Вопрос, который Юрий до сих пор задает сам себе. Конечно дело было не во мне. Дело было в Юрии. Он что-то понял о моем отце, о его решимости. А может быть, ему просто захотелось быть щедрым. Или, может быть, лучи солнца в тот день особым образом падали на дорогу. И неважно, какова была причина, но нам повезло. Очень повезло. И в то же время не повезло. Эта виза, хоть и была по тем временам исключительной, имела ограничения: она была выдана только на двух человек – на меня и моего отца. И если мы ею воспользуемся, то это значит, что нам придется оставить маму на Бог знает какой срок. Юрий продумал, что надо сказать ей, чтобы уговорить ее согласиться. Ведь он собирался забрать меня из школы, из семьи, оторвать от мамы, а мне было всего шесть лет.

Когда я сейчас спрашиваю маму о том, что происходило тогда, она пожимает плечами.

– Твой отец знал, что делает, – говорит она.

Бабушка Тамара в этом смысле более откровенна.