Неудобные вопросы о религии и Церкви

От самоубийства следует отличать случаи, когда человек жертвует своей жизнью ради другого человека. Если во время войны солдат или офицер, попавший в окружение, кончает с собой, чтобы не попасть в плен, такой поступок также нельзя приравнивать к самоубийству.

72. Великий русский писатель Лев Толстой был отлучен от Церкви. Этим отлучением Церковь очень существенно подорвала свой авторитет. И даже сейчас, по прошествии более ста лет, Церковь не простила Толстого

Лев Толстой был одним из тех, кто видел в Иисусе Христе учителя нравственности, но отнюдь не воплотившегося Бога. В этом Толстой следовал тенденции, наметившейся в западной рационалистической философии того времени. Так, например, немецкий философ Гегель написал книгу «Жизнь Иисуса», в которой изобразил своего героя обычным человеком, сыпавшим разными банальностями в духе зпохи Просвещения. Такому же пониманию следовал французский писатель Ренан, чья книга «Жизнь Иисуса» была популярна во времена Толстого.

Однако Толстой не ограничился тем, что воспроизводил идеи писателей-рационалистов. Он пошел дальше и вступил в открытый конфликт с Церковью. В своем романе «Воскресение» он кощунственно описал главное таинство Церкви – Евхаристию, чем вызвал огромный соблазн в среде верующих. Не меньший соблазн вызывали его научно-популярные тексты, посвященные интерпретации христианства.

Одна из книг Толстого называется «Соединение и перевод четырех Евангелий». Под видом перевода здесь дается кощунственная пародия на Евангелие. Например, термин «фарисеи» Толстой переводил как «православные», объясняя это так: «Слово “фарисей” я перевожу православный на том основании, что по всем исследованиям оно значит совершенно то же самое, что значит у нас православный». Говоря об изгнании торгующих из храма, Толстой пишет: «Он пришел в храм, выбросил все то, что нужно для их молитвы, точно так же, как теперь бы сделал тот, кто, придя в нашу церковь, выкидал бы все просвиры, вино, мощи, кресты, антиминсы и все те штуки, которые считаются нужными для обедни».

Отлучение Толстого от Церкви было результатом его многолетней борьбы против Церкви. Опубликовав акт о его отлучении, Святейший Синод лишь констатировал, что «известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной». Граф Толстой, подчеркивалось в решении Синода, «сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковию Православною», а потому «Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею».

В своем «Ответе Синоду» Толстой, оспорив принятое решение в деталях, согласился с ним по существу: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо… Я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения. И я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей… То, что я отвергаю непонятную Троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственную историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо… Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю низменным, грубым, несоответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия».

Отлучение могло быть снято с Толстого, если бы он раскаялся в своей борьбе против Церкви. За несколько дней до смерти он ушел из дома, доехал до Оптиной пустыни, однако не встретился с кем-либо из старцев или духовников. Затем он заболел и умер на почтовой станции. Туда приезжал к нему Оптинский старец Варсонофий, имея необходимые полномочия для того, чтобы в случае покаяния писателя принять его в лоно Церкви. Но родственники Толстого, к тому времени обнаружившие его местонахождение и оцепившие умирающего писателя плотным кольцом, не допустили старца к нему.

Воссоединение Толстого с Церковью не состоялось при его жизни, а присоединить его к Церкви задним числом невозможно. Это противоречило бы его собственной воле, многократно выраженной в его сочинениях.