Неугасимое пламя

Рэчел сразу уступила натиску этих жадных губ, ответив на его поцелуй. Он целовал ее с какой-то дикой страстью, отняв у нее все силы к сопротивлению. Голова у Рэчел закружилась, она погрузилась в бездну чувственного наслаждения. Ее губы с готовностью раскрылись, и язык Мэтью беспрепятственно погрузился в ее рот. Его язык ласкал и дразнил, а она стремилась повторить малейшее его движение, теряя рассудок от ощущений, вызываемых этим необыкновенным поцелуем.

Прижимаясь к Мэтью, Рэчел чувствовала, как напряжено его сильное тело. Ее собственное тело ответило незамедлительно: прикоснувшись к его груди, соски ее под тонким батистом затвердели, а всю ее окутала сладостная истома, и она едва не лишилась чувств.

Прервав поцелуй, Мэтью подхватил ее на руки.

— Твоя рука… — пролепетала Рэчел, пока он нес ее к низкой кушетке красного дерева, стоявшей рядом с ее постелью. Эта кушетка, называвшаяся в семье lit d'accouchement[21] и использовавшаяся во время родов, должна была сейчас послужить иной цели.

— Плевать на мою руку, — буркнул он, осторожно укладывая ее на пуховый матрац и опускаясь следом за ней.

Он был так близко, что Рэчел могла различить каждую черточку, каждую морщинку вокруг его глаз. Он не сводил с нее взгляда, горящего таким огнем, что ей пришлось отвести глаза, пока он устраивался рядом с ней. Кушетка была слишком короткой для того, чтобы человек его роста мог вытянуться на ней, и Мэтью вынужден был расположиться полулежа.

Рэчел лежала, с трепетом ожидая, что последует дальше. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание было прерывистым, грудь бурно вздымалась.

Долго ждать ей не пришлось. Загорелая рука, смуглоту которой особенно подчеркивала белая повязка, скользнула к ее шее. Пальцы нашли место, где бился пульс, и через мгновение он прижался к этому месту губами.

Вся трепеща от волнения и удовольствия, Рэчел тем не менее успела спросить:

— Как ты поранил руку?

— Несчастный случай, — пробормотал он небрежно. — Ничего страшного.

Взгляд Мэтью оторвался от лица Рэчел и переместился на ее волнующуюся грудь. За взглядом последовала его рука, и длинные тонкие пальцы принялись гладить и ласкать ее.

Когда он забрал в ладони ее полные груди, Рэчел с упоенным вздохом закрыла глаза. Где-то внутри ее тела словно заполыхало пламя.

Она почувствовала, как влажный кончик его языка коснулся тонкого батиста, обтянувшего ее напрягшийся сосок, и снова открыла глаза. Острое наслаждение словно ножом пронзило Рэчел, из ее горла вырвались нечленораздельные хриплые звуки. Прикосновения Мэтью воспламеняли ее, заставляя все ее тело сотрясаться словно под воздействием электрического тока.

Как в тумане она увидела, что он поднял голову и нежно улыбнулся. Он продолжал медленно расстегивать ее сорочку и стаскивать ее, чтобы его руки могли беспрепятственно касаться ее обнаженного тела. Он снова взял в ладони ее груди, описывая большими пальцами круги вокруг набухших сосков. И все время пристально смотрел на нее, замечая и лихорадочный румянец на ее щеках, и прерывистое дыхание.

Каждое новое прикосновение погружало ее глубже и глубже в пучины чувственности. Действия Мэтью лишали ее рассудка. Но хотя она зашла уже достаточно далеко на этом соблазнительном пути, последняя сохранившаяся у нее капля разума напоминала ей, что дальше идти нельзя. Нравственные принципы, усвоенные с детства, внезапно пришли ей на память, словно хорошо заученный урок, гласивший — с каждой минутой все громче, — что она вот-вот пересечет последнюю черту.

Когда губы Мэтью принялись исследовать ее обнаженное тело, Рэчел заставила себя поднять ставшие совершенно ватными руки и уперлась ему в грудь, погрузив пальцы в густые темные волосы.

— Пожалуйста, — прошептала она умоляюще, — отпусти меня.

Тронутый отчаянной мольбой, звучавшей в ее голосе, испугом, читавшимся в ее глазах, Мэтью подчинился. Он встал с кушетки и повернулся к ней спиной, давая ей время привести себя в порядок и с трудом переводя дыхание.

Краска стыда заливала лицо Рэчел, пока она застегивала пуговицы и наблюдала, как судорожно вздымаются и опускаются плечи Мэтью, обтянутые белой рубашкой. Как могла она допустить подобное? Она вела себя как распутница, ведь она не только разрешила ему все эти вольности, но и упивалась ими, блаженствовала, ощущая его тело под своими пальцами. Даже прикосновение волос, покрывавших его грудь, к ее коже доставляло ей ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Прости меня, Рэчел, — стиснув зубы, проговорил Мэтью и снова повернулся к ней лицом. Рэчел стянула со стоявшей рядом постели стеганое покрывало, завернулась в него и теперь, сидя, поджав ноги, на кушетке, напоминала маленького перепуганного ребенка.

А она действительно испугалась. Испугалась силы эмоций, которые пробудил в ней Мэтью, ведь они совсем лишили ее воли. Испугалась, что вот-вот попросит его не обращать внимания на ее протесты и продолжать эту сладостную игру. Испугалась, что потеряет его, если станет держать его на расстоянии. Один взгляд на его брюки убедил ее в силе владевшего им возбуждения. Краска снова бросилась ей в лицо.