Неугасимый огонь

– Я же думал, что они подождут два года. – Карлос запустил руку себе в волосы, – это был жест отчаяния. Его волосы сегодня вечером были гладко зачесаны назад. – Пока Хоселито мне не сказал, что ты вышла замуж, мне и в голову не могло прийти, что Зокали нарушит наш закон и сократит время помолвки.

– Зокали думал о деньгах и ни о чем другом. Всем вам от меня что-то было надо. Лишь один человек, как потом выяснилось, относился ко мне действительно не так, как все. Это Фанта. – Софья встала с кушетки и начала расхаживать по комнате. – Только Фанта заботилась обо мне. Сейчас я не могу пойти туда и разыскать ее, они меня до смерти забьют камнями, лишь только увидят. Ведь весь табор поверил в то, что я убила Сару. Что ты на это скажешь, мой бравый матадор? Вдумайся во все это. Они меня вырастили, стали моей семьей, моими близкими и все равно считают, что я была способна убить свою собственную дочь.

– Фанта умерла, – едва слышно сказал Карлос. – Год тому назад.

Софья остановилась:

– Когда?

– Год назад. Иногда я вижусь с Хоселито. Он мне и рассказал.

Она тяжело опустилась на маленькую козетку, обитую зеленым муаром и закрыла лицо руками.

– Год назад. Фанта была самым мне близким человеком, как мать. Она умерла год назад, а я это узнаю только сейчас. Вот во что превратилась моя жизнь, Карлос. Плыву себе по течению одна, как брошенное в воду бревно.

– Нет, Софья, ты не одна, – он подошел к ней и взял ее руки в свои. Они были податливые и холодные как лед. – Ты моя, Софья. Ты всегда была моей. Выходи за меня замуж. Я – самый великий матадор Испании. У тебя будет все: драгоценности, красивые наряды, дом. Мы сможем…

Она выдернула руки и усмехнулась.

– Карлос, а тебе не приходило в голову, каким образом я оказалась в этом доме? Тебе не приходило в голову, в качестве кого я появилась на корриде с Пабло Луисом Мендозой? Он твой хозяин или как там. Но ведь тебе, надеюсь, известно, что он не просто меценат начинающих тореро, а и самый богатый человек в Испании.

– Мне это известно, но… – Он осмотрелся, будто все это, весь этот дом он видел впервые, потом посмотрел на нее.

На Софье было шикарное платье, отороченное снизу черными кружевами. Светло-голубой шелк ее платья очень шел к ее синим глазам. Волосы были гладко зачесаны назад и собраны в узел, перехваченный ниткой жемчуга. Еще больше жемчужин украшали ее брошь, приколотую к груди. Он схватил ее за плечи и принялся трясти.

– Сегодня вечером умные люди открыли мне глаза, но я им не поверил. Но это так и есть? Он твой любовник? Этот помешанный горбун купил тебя? Из-за него ты здесь?

– Все это не совсем так, как ты представляешь. – Софья оттолкнула его руки и встала. – Но, в конечном счете, да. Карлос, а как еще, скажи на милость, я сумела бы выжить? Что вообще может делать женщина без семьи, без денег, без протекции? Ей остается быть либо шлюхой, либо куртизанкой, либо обзавестись богатым тайным покровителем. Я имела счастье попасть в третью категорию.

– Шлюха, – процедил Карлос сквозь зубы. – Ты можешь выдумать любое объяснение, чужаки тебя научили языком молоть, но все равно ты шлюхой и останешься.

Софья наотмашь влепила ему пощечину. Кольцо с бриллиантом, которое было надето у нее на пальце, рассекло ему кожу на щеке. На лице выступила кровь.

– Да как ты смеешь… Да у тебя мозгов меньше, чем у твоих быков! А храбрости и того меньше. Как был ты трусом, трусом и остался, Карлос.

Он схватил ее мощными руками, как клещами. Под его натиском она чуть не падала.

– Шлюха! Шлюха несчастная! Обманщица, лгунья, змея-чужачка. Жаль, ей-богу, жаль, что я не оставил тебя бандитам. Жаль, что Эль Амбреро не сожрал тебя живьем!

В этот момент перед Софьей будто раздвинулся занавес и ее глазам предстал весь ужас пережитого тогда. Она непонимающе уставилась на Карлоса и вся безвольно обмякла на его руках.

– О, Боже мой… Пресвятая дева… Это Эль Амбреро был тогда в горах… – Тело ее затряслось от рыданий. – Я помню… Я все помню, Боже мой. Это была женщина, и он ей отрезал грудь и сожрал, потом ребенка…

– Прекрати! Ради Христа, прекрати! Софья, не вспоминай! – Он рывком прижал ее к себе, все его мысли о мести куда-то испарились. – Та ночь была такой страшной… Ужаснее тех воспоминаний в моей жизни ничего не было. Я никогда не мог тебе рассказать о тех кошмарах. Я радовался тому, что ты ничего не помнила. Прости меня, что я об этом заговорил, прости меня, Софья. О, Боже мой, как же я тебя люблю. Неважно чем ты жила и кто ты – ты все еще моя, я тебя спас и ты принадлежишь мне.

Он все говорил и говорил. Она его не слышала. Софья лишь подчинялась силе его рук, которые обвили ее. Теперь она вспоминала, как эти руки несли ее тогда, спасали ее много лет назад. Она и сейчас так уцепилась за Карлоса, будто в этом мире ужаса ничего, кроме него, не существовало. В ее ушах стояли крики обреченных на гибель людей, ее ноздри чувствовали запах горелой плоти. Как наяву видела она перед собой огромного человека на огромном белом, без единого пятнышка, коне, а на его бороде человеческую кровь…