Неугомонная

— А вот, что случилось после того, как ты исчезла оттуда, — сказал Лукас, когда Ева закончила. — Шериф округа прибыл на место аварии после твоего звонка. Были найдены обрывок карты и деньги. Вызвали местного агента ФБР из Санта-Фе. Карту отправили Гуверу в Вашингтон, а Гувер лично положил ее на стол президенту. — Ромер сделал паузу. — Никто не мог ничего понять — поэтому они позвали нас, что было естественно, поскольку просматривалась связь с бразильской картой. Как все это объяснить? Мексиканский сыщик гибнет в автокатастрофе у самой границы. При нем обнаружены солидная сумма денег и нечто, похожее на обрывок карты, с немецким текстом относительно возможных воздушных путей над Мексикой и Соединенными Штатами. Преступление? Или несчастный случай? Что, он купил эту карту? Или пытался продать, но сделка не удалась? Кто-то пытался украсть ее у полицейского, но был застукан и убежал? — Ромер развел руками. — Кто знает? Расследование продолжается. Главное здесь, с нашей точки зрения, то есть с точки зрения БЦКБ, это то, что подтверждается подлинность бразильской карты. Без всяких сомнений. — Он рассмеялся. — Ты не могла этого предвидеть, Ева, но эпизод оказался сработан исключительно чисто: карта дошла до Рузвельта и Гопкинса без малейшего следа или запаха БЦКБ на ней. От окружного шерифа она попала к оперативнику ФБР и сразу к Гуверу в Белый дом. Что делается на южной границе? Что там планируют нацисты со своими авиалиниями, и что это за Gaus такие? Лучше и не придумаешь.

Ева задумалась.

— Но ведь материал был очень плохого качества.

— Для них — в самый раз. Рауль просто хотел запустить его, послать в местную газету. Только это и планировалось. Пока твой план не заменил первоначальный.

— Но у меня не было никакого плана.

— Ну хорошо. Твоя… импровизация. Необходимость рождает изобретательность, и все такое.

Ромер замолчал и оглядел ее так, словно проверял, не изменилась ли она, и Ева почувствовала это.

— Основное здесь, — продолжил он, — и самое удивительное заключается в том, что все сработало в сотни раз лучше, чем кто-либо надеялся. Теперь американцы не смогут тыкать пальцем в британцев и в БЦКБ и говорить: «Это очередная ваша грязная уловка, чтобы одурачить нас и вынудить ввязаться в вашу европейскую войну». Они сами загнали себя в угол. Что сможет возразить «Германо-американский союз»? Или «Америка — прежде всего»? Все ясно, как божий день: нацисты планируют полеты из Мехико в Сан-Антонио и Майами. Они уже у ворот США, это происходит здесь, а не где-то за Атлантическим океаном — проснитесь.

Лукасу не нужно было больше ничего говорить: Еве и так было все понятно.

— В Лондоне очень довольны, — заключил Ромер. — Ну просто очень. Это может перевесить чашу весов в нашу сторону.

Ева почувствовала, как ее вновь охватывает усталость, словно на нее навьючили тяжелый рюкзак. «Главное, — подумала она, — что мне не нужно больше убегать, скрываться, все как бы оказалось в порядке, каким-то чудесным образом».

— Хорошо. Я приду. Я буду в офисе в понедельник.

— Вот и славно. Дел много. «Трансокеанская пресса» должна будет развить эту тему в нескольких направлениях.

Ева слезла со своего табурета, а Ромер заплатил за молочный коктейль.

— Но все было настолько на грани, чуть не сорвалось, — сказала она с оттенком горечи в голосе. — Просто висело на волоске.

— Понимаю. Жизнь — это всегда на грани.

— Увидимся в понедельник, пока. — Она отвернулась, ей очень хотелось спать.

— Ева, — сказал Ромер, беря ее за локоть. — Мистер и миссис Сэйдж, номер триста сорок, гостиница «Алгонкин».

— Расскажи мне обо всем, что произошло, точно и по порядку, — попросил Моррис Деверо, — начиная с той минуты, как ты покинула Нью-Йорк.

Они сидели в офисе «Трансокеанской прессы» утром в пятницу. За окном было холодно, стоял конец ноября, вот-вот выпадет снег. Ева провела субботу и воскресенье в гостинице «Алгонкин» с Ромером. Она проспала всю субботу, Ромер вел себя понимающе и был ласков с нею. В воскресенье они гуляли в Центральном парке, совместили завтрак с обедом в гостинице «Плаза», затем вернулись в гостиницу и занялись любовью. Вечером Ева отправилась к себе в квартиру. Сильвия ждала, Ева предупредила ее заранее.

— Не говори мне ничего, — сказала она, — не спеши, я здесь, если понадоблюсь.

Ева почувствовала, что снова пришла в себя, на какое-то время все больные вопросы улеглись в ее голове, пока просьба Морриса не взбудоражила их снова. Она повторила ему все, что рассказывала Ромеру, ничего не пропуская. Деверо слушал ее очень внимательно и делал короткие пометки в лежавшем перед ним блокноте: даты, время.

Когда Ева закончила, он покачал головой, демонстрируя свое удивление.

— И все это закончилось так удачно. Фантастически удачно. Это сильнее «письма Бельмонте»,[43] сильнее «бразильской карты».