Неугомонная мумия

Он обошел две стены и был уже на середине третьей, когда где-то в вышине проступила темная тень. Эмерсон поднял свечу над головой. Он напоминал статую, мокрая рубаха скульптурно облепила мускулистый торс и руки. Эта картина навсегда отпечаталась в моем мозгу: Эмерсон с высоко поднятой рукой, в которой горит свеча, траурная мрачность гробницы...

Надежд выбраться отсюда было не много: выход из гробницы находился слишком высоко. Рост Эмерсона составляет шесть футов, во мне пять футов с небольшим. Арифметика удручающая.

Эмерсон все понимал не хуже меня. Прошло несколько мгновений, прежде чем он опустил руку и вернулся к саркофагу.

– Полагаю, здесь футов шестнадцать, – спокойно сказал он.

– Думаю, почти семнадцать.

– Пять футов один дюйм плюс шесть футов. Прибавить к этому длину твоих рук...

– И вычесть расстояние от твоей макушки до плеч...

Несмотря на серьезность положения, я расхохоталась – такими нелепыми выглядели все эти подсчеты. Эмерсон подхватил, его искренний смех эхом разнесся по камере.

– Можно все-таки попробовать, Пибоди.

Когда я забралась на плечи мужа и вытянулась насколько могла, от кончиков моих пальцев до края проема оставалось еще добрых три фута.

– А что, если ты встанешь мне на голову? – задумчиво пробормотал Эмерсон.

– Это даст нам еще двенадцать-тринадцать дюймов. Явно недостаточно.

Его руки обхватили мои лодыжки.

– Я подниму тебя на руках, Пибоди. Ты сможешь удержать равновесие, опираясь о стену?

– Конечно, дорогой. В детстве моим самым заветным желанием было стать акробаткой на ярмарке. А ты уверен, что удержишь меня?

– Да ты как пушинка, Пибоди. Если ты можешь сыграть роль акробатки, то я вполне могу рассчитывать на место циркового силача. Кто знает, вдруг нам когда-нибудь надоест археология? Мм тогда сможем стать циркачами.

– Замечательно!

– Начали, Пибоди.

По-моему, на этих страницах уже неоднократно упоминалось о впечатляющей мускулатуре Эмерсона, но до сих пор я и не представляла, сколько в нем силы.

Почувствовав под ногами пустоту, я не сдержала испуганный вздох. Но трепет быстро сменился восторгом. Я услышала, как Эмерсон задержал дыхание, и почти ощутила, как вздулись от напряжения его мышцы. Медленно, дюйм за дюймом, я приближалась к краю проема. Это напоминало полет. Никогда прежде я не испытывала ничего чудеснее.

Я боялась запрокинуть голову и посмотреть вверх: малейшее движение могло нарушить хрупкое равновесие. Но вот руки Эмерсона замерли, а под моими вытянутыми пальцами был все тот же холодный гладкий камень. Эмерсон издал вопросительный хрип. Я подняла взгляд.

– Три дюйма, Эмерсон. Ты можешь...

– Нет.

– Тогда опусти меня. Придется придумать что-то другое.

Путь вниз был значительно менее приятным. Когда мои ноги благополучно коснулись плеч супруга, я без сил прислонилась к стене. И правильно сделала, поскольку Эмерсон вдруг пошатнулся и мы оба едва не полетели вниз.

– Прости, Пибоди. Судорога.

– Неудивительно, дорогой. Дальше я сама спущусь.

Он нашел силы рассмеяться:

– Нет уж, я до конца исполню роль святого Христофора[18]и отнесу тебя к саркофагу. Садись мне на плечи.

Эмерсон доставил меня обратно и тоже забрался на саркофаг. Несколько минут мы сидели бок о бок, легкомысленно болтая ногами и пытаясь отдышаться.

– Эмерсон, коробок со спичками еще при тебе?

– Можешь не сомневаться, Пибоди. Эта маленькая жестяная коробочка сейчас для нас дороже золота.

– Тогда дай мне, я положу ее к себе в карман. Он застегивается на пуговицу. И если ты не против, давай задуем свечу. Видишь ли, она единственная.

Эмерсон мрачно кивнул. Нас окутала темнота. Эмерсон обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Некоторое время мы молчали. Затем замогильный голос произнес:

– Мы умрем в объятиях друг друга, Пибоди.

На редкость ободряющая мысль.

– Чепуха, Эмерсон. Не будем терять надежду. Мы еще не начали сражаться, как сказал один из книжных героев.

– Кто именно?

– Какая разница.

– Но если уж нам суждено умереть, то я хочу сделать это в твоих объятиях.

– Я тоже, дорогой мой Эмерсон, но позже. Пока умирать я не собираюсь. Давай-ка пораскинем мозгами, не найдется ли какой-нибудь выход.

– Надежда умирает последней! – провозгласил Эмерсон.

– Не надо поддерживать мой дух банальностями. Честно говоря, меня удивляет, почему похитители бросили нас сюда, вместо того чтобы убить в пустыне. Закопали бы наши хладные тела, их вовек никто бы не нашел. Правда, негодяи знали, что шансы на спасение почти равны нулю. Они не вернутся. Что касается помощи, то, насколько мне известно, ни один археолог не сумел пока обнаружить вход. Мерзавцы завалят камнями дыру, и мсье де Морган вряд ли ее найдет. Да он и не будет искать. Никому ведь и в голову не придет, что мы замурованы в недрах Черной пирамиды.

– Что верно, то верно – глупец де Морган дальше своего носа не видит, а уж отыскать вход – куда ему. Знаешь, Пибоди, я и в самом деле не прочь умереть в твоих объятиях, но, боюсь, это будет не так-то просто: слишком ты беспокойная. Ну скажи, почему ты непрерывно елозишь, словно одержима пляской святого Витта?

Этот нелепый вопрос я оставила без внимания.