Неугомонный

Поездка закончилась где–то на Вермдё. К тому времени Валландер давно потерял представление и о направлении, и о расстоянии. Нурдландер затормозил спружинившую машину у коричневого здания, где помещалось кафе.

— Хозяйка кафе, Матильда, была замужем за одним из наших с Хоканом друзей, — сказал Стен Нурдландер. — Овдовела уже. Ее муж Клас Хурнвиг служил старпомом на том же «Змее», что и мы с Хоканом.

Валландер кивнул. Вспомнил, что Хокан фон Энке упоминал именно этот класс подводных лодок.

— Мы стараемся ее поддерживать. Она нуждается в деньгах. А к тому же варит вкусный кофе.

Первое, что увидел Валландер, войдя внутрь, был стоящий посредине комнаты перископ. Стен Нурдландер сообщил, с какой списанной субмарины его сняли, и Валландер понял, что находится в частном музее подводных лодок.

— С годами сложился обычай, — сказал Стен Нурдландер, — все, кто служил на шведских подлодках, и в кадрах, и по призыву, хотя бы один раз приходили в кафе Матильды. И непременно что–нибудь приносили с собой, иначе нельзя. Что–нибудь из украдкой позаимствованного фарфора, одеяло, даже исправные штурвалы и регуляторы. Настоящим апогеем были, конечно, те случаи, когда лодки снимались с вооружения и отправлялись в металлолом. Тогда многие, понятно, прибирали к рукам то и это, и кто–нибудь непременно устраивал сбор в пользу Матильды. Только вносили не деньги, а, скажем, глубиномер со списанной лодки.

Из кухонной двери вышла девушка лет двадцати.

— Это Мария, внучка Матильды и Класа, — сказал Стен Нурдландер. — Матильда по–прежнему иногда здесь бывает, но ей уже за девяносто. Правда, она утверждает, что ее мать прожила сто один год, а бабушка — сто три.

— Так оно и есть, — заметила девушка. — Маме пятьдесят. И она считает, что прожила только полжизни.

Им подали кофе и булочки. Стен Нурдландер взял еще и пирожное, наполеон. За столиками тут и там сидели посетители, преимущественно люди пожилые.

— Давние экипажи подводных лодок? — спросил Валландер, когда они шли в дальнюю, пустующую комнату.

— Не обязательно, — отозвался Стен Нурдландер. — Но многих я узнаю.

В дальней комнате на стенах висели старые форменные тужурки и сигнальные флажки. У Валландера возникло ощущение, будто он очутился на складе реквизита для военных фильмов. Они сели за столик в углу. Над столиком висела рамка с черно–белой фотографией. Стен Нурдландер кивнул на нее:

— Вот один из наших «Морских змеев». Второй во втором ряду — я, четвертый — Хокан. Класа Хурнвига с нами в тот раз не было.

Валландер придвинулся поближе, рассматривая снимок. Лица различить трудно. Стен Нурдландер рассказал, что фотографировались они в Карлскруне, перед выходом в дальнее плавание.

— Вообще–то плавание отнюдь не сказочное. Из Карлскруны до Кваркена, [Имеется в виду пролив Норра–Кваркен, самая узкая часть Ботнического залива.] потом до Каликса и обратно. Ноябрь, холодище. Если память мне не изменяет, почти все время штормило. Постоянная качка, где бы мы ни находились, ведь Ботнический залив мелководен. На достаточно большую глубину погрузиться невозможно. Балтика — сущая лужа.

Стен Нурдландер жадно ел пирожное. Но как бы не интересовался его вкусом. Потом вдруг отложил вилку.

— Что все–таки произошло? — спросил он.

— Едва ли я знаю больше, чем вы или Луиза.

Стен Нурдландер порывистым движением отодвинул чашку. Валландер заметил, что он такой же усталый, как Луиза. Еще один человек, которого мучает бессонница, подумалось ему.

— Вы знаете его лучше, чем другие, — сказал он. — По словам Луизы, вы очень близко дружили. А значит, ваши соображения насчет того, что могло случиться, чрезвычайно важны.

— Вы говорите точь–в–точь как полицейский, с которым я встречался на Бергсгатан.

— Так я и есть полицейский!

Стен Нурдландер кивнул. Он был очень напряжен. На лице явственно читалась тревога.

— Почему вас не было на его семидесятипятилетии? — спросил Валландер.

— Моя сестра живет в Бергене, в Норвегии. У нее скоропостижно умер муж. Потребовалась моя помощь. К тому же я не любитель многолюдных приемов. Мы с Хоканом отметили по–своему. Неделей раньше.

— Где же?

— Здесь. Кофе и пирожными.

Стен Нурдландер кивнул на форменную фуражку на стене:

— Это фуражка Хокана. Его подарок по случаю нашего маленького праздника.

— О чем вы говорили?

— О чем всегда, о событиях октября восемьдесят второго. Я служил тогда на эсминце «Халланд», который вскоре должны были снять с вооружения. Сейчас он стоит в Гётеборге на приколе как музейный корабль.

— Значит, вы служили стармехом не только на субмаринах?

— Начинал я на торпедном катере, потом служил на корвете, эсминце, подводной лодке, а под конец опять на эсминце. Мы стояли у западного побережья, когда в Балтийском море стали появляться подлодки. Около полудня второго октября командир Нюман объявил, что нам приказано полным ходом идти в Стокгольмские шхеры и находиться там на случай чрезвычайной ситуации.

— В течение тех бурных суток вы имели контакт с Хоканом?

— Да, он мне звонил.

— Домой или на корабль?