Неуютная ферма

Внимательный и чуткий читатель наверняка уже не раз гадал, как на ферме обстояли дела с ванной. Ответ прост: ванны на ферме не было. Об этом Флора в ответ на свой вопрос узнала от Адама. Она не хотела даже гадать, как моются остальные члены семьи; ее саму от мысли, что надо в ледяной комнате обтираться водой из тазика, заранее пробирала дрожь.

По счастью, выяснилось, что миссис Муривей ко всем своим достоинствам владеет сидячей ванной, и за небольшую недельную плату Флора может купаться у нее дома каждый второй день в восемь часов вечера. То, что теперь она принимала ванну в два раза реже привычного, было в глазах Флоры главным неудобством жизни на ферме.

Однако именно сегодня, когда ванна была особенно нужна, оставалось довольствоваться тем, что есть. Так что Флора поставила на кухонную печку два больших галгана с водой и стала ждать, когда они согреются.

Покуда про их с Эльфиной отсутствие на ферме никто ничего не сказал; возможно, никто его и не заметил. У Скоткраддеров хватало других волнений: бык вырвался на волю, Мириам, наемная прислуга, несмотря на наступление весны, до сих пор не обнаруживала признаков беременности, к тому же началась морковная страда, куда более долгая и трудная, чем брюквенная. Когда тут наблюдать за двумя девушками? К тому же члены семьи иногда сторонились друг друга по нескольку дней кряду, и можно было надеяться, что их отлучка удачно совпала с одним из таких периодов.

Но как насчет тети Ады? Эльфина уверяла, что та знает всё. При этих словах ее пробирала дрожь. Если тетя Ада узнает, что они собрались на бал…

– Пусть только попробует изобразить Золушкину мачеху, – холодно проговорила Флора, заглядывая в ближайший галган – не кипит ли вода.

– Она вполне может в какой-нибудь из вечеров спуститься на кухню, – робко заметила Эльфина. – Весной с ней иногда такое бывает.

Флора пробормотала, что хорошо бы тут к этому времени прибрались.

Однако она и сама гадала, почему кухня украшена венком цветущего табака над камином и большими пуками песьей вонючки в банках из-под джема. А старый, потемневший портрет Нишиша Скоткраддера увили растением, которого Флора не знала. У него были темно-зеленые листья и длинные розовые, плотные бутоны. Она спросила Эльфину, что это такое.

– Живохлебка, – боязливо ответила Эльфина. – Ой, Флора, вода согрелась?

– Да, милая. Держи. – И она протянула галган Эльфине. – Так, значит, это есть живохлебка? А когда она распустится, и начинаются все беды?

Однако Эльфина уже убежала с водой в комнату к Флоре, где на постели было разложено ее платье.

Глава 14

Видимо, нечто тревожное, разлитое в бередящем весеннем воздухе, просочилось со двора в комнату, где старая миссис Скоткраддер сидела перед жарким камином, поскольку та резко схватила колокольчик, всегда стоявший подле ее локтя (во всяком случае, всегда, когда она сидела в этом конкретном кресле).

План, который она обдумывала много дней и на который даже намекнула Сифу, внезапно созрел. Резкий звук разорвал душную атмосферу комнаты и заставил вздрогнуть Юдифь – та стояла у окна и красными от слез глазами следила за неумолимым наступлением весны.

– Мне надо спуститься в кухню, – объявила старуха.

– Вы перепутали, мама, сегодня не первое мая и не семнадцатое октября. Вам лучше остаться здесь, – возразила дочь.

– Я говорю тебе, что должна спуститься. Мне надо чувствовать вас всех вокруг себя: Иеремию, Урка, Ездру, Кипрея, Сельдерея, Амоса, Рувима и Сифа. Да, и Ананию с Азарией. Никто из вас не должен меня покидать. Подай мне корсет-грацию, детка.

Юдифь молча повиновалась.

Старый дом был тих. На стенах лежал умирающий вечерний свет, в пустых комнатах отдавалось пение дрозда. Тетя Ада с трудом одевалась, а мысли тяжело, как мельничные жернова, ворочались в ее голове.

Когда-то… когда ты была совсем маленькая… ты увидела в сарае нечто мерзкое. Теперь ты старая и двигаешься с трудом. Ты тяжело опираешься на плечо Юдифи, когда та, упершись ногой тебе в копчик, затягивает твой корсет.

Флора задернула окно и зажгла лампу. Платье лежало на кровати, белое воздушное чудо, и его надо было надеть на кузину, прежде чем наряжаться самой.

На одевание Эльфины ушел целый час. Флора растерла ее юные щеки холодной водой, так что на них расцвели рдяные розы, уложила волосы, надела ей через голову нижнюю юбку, поправила прическу, встала на стул, чтобы надеть через голову платье, и еще раз поправила прическу. Затем натянула на Эльфину чулки и туфли, накрыла ей плечи бархатной накидкой, вложила в руки веер и сумочку и велела сесть на кровать, подальше от пыли и других опасностей.

– Ой, Флора? Я хорошо выгляжу?

– Ты фантастически прекрасна, – серьезно ответила Флора. – Изволь и вести себя соответственно.

Однако она подумала словами аббата Фосс-Мегре: «Посочувствуйте матери Гадкого утенка. Она пережила глубокое потрясение».

Платье самой Флоры было в гармонирующих светло-зеленых и темно-зеленых тонах, бархатная накидка – изумрудная. Она не надела украшений и Эльфине не позволила, как та ни умоляла: «Ну можно хоть мою ниточку жемчуга?»