Неуютное море

…Печально стояли самоходки, уткнувшись в ледяное поле. На палубах опустело. Вахтенные сидели в рубках, с ненавистью поглядывая через стёкла окон на торчащие вокруг судов торосы. Только Карданов неподвижно стоял на мостике. Горечь наполняла его. Как только «Лангуст» возьмет «Шилку» на буксир, они лишатся единственного судна, которое могло бы оказать помощь другим в случае необходимости. Траулер будет связан с «Шилкой». И сколько они еще простоят тут в ожидании самолета? Где же он, черт возьми! Стоять здесь долго нельзя. Сзади идет циклон. Всё складывается скверно. «Шилку» важно довести до реки. Там ей заменят винты очень быстро. За несколько часов, благо на самоходке есть запасные…

Карданов почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он обернулся. Перед ним стояла Ирина:

— Андрей Андреевич, что это вы тут один стоите? Пойдемте чай пить. Все уже отпили. Ну пойдемте. Из-за того, что вы будете стоять тут как монумент, самолет скорее не прилетит. Правда?

— Пойдемте, — улыбнулся Карданов. — Спасибо. А как шторм?

— Ничего шторм. Если долго не простоим, то ничего. Пошли.

Капитан пропустил Ирину вперед, и они спустились в столовую. За столом Андрей Андреевич уже не думал ни про самолет, ни про лед, ни про циклон. Он смотрел на ловкие руки Ирины. Она резала хлеб, наливала чай, озабоченно разыскивала масло. Капитан закрыл глаза. После стольких часов, проведенных на холодном мостике, его разморило и клонило в сон. Блаженное тепло разливалось по всему телу…

— Пейте чай, Андрей Андреевич, — проговорила Ирина, подвигая Карданову чашку. Но он уже не слышал ее. Он спал.

Во сне Андрей Андреевич видел самолет, парящий над караваном, бесконечные просторы чистой спокойной воды и улыбающееся лицо Ирины. Оно приближалось к нему. Он видел ее губы очень близко, слышал ее голос: «Всё будет хорошо, Андрюша!» Андрюша? Она никогда не называла его так. Надо спросить, почему… Но Ирина исчезла, уступив место надвигающейся со страшным скрежетом горе торосов…

Ирина отодвинула чашку. Не стоит будить капитана. Пусть поспит. Сон, пожалуй, ему сейчас дороже всего. Стало слышно, как за бортом шуршат льдины. Булькала вода в батареях отопления. Ирина на цыпочках вышла из-за стола, села в кресло напротив Карданова и замерла.

Капитан спал, облокотившись на стол, положив голову на руки.

«Устал», — подумала Ирина. Ей захотелось принести ему подушку, устроить поудобнее, но тогда он обязательно проснется…

С каждым днем Карданов нравился ей всё больше и больше. Мысленно она сравнивала его с Костей. Костя…. Он был ее первой, и единственной любовью. Теперь его образ отступал в прошлое. А Карданов, реальный и осязаемый, жил рядом. Она радовалась, когда его хвалили. Ей казалось, что Карданов одинок и нуждается в ней. Хотелось подойти к нему, напоить его после вахты горячим чаем, пришить белый подворотничок к кителю, погладить его волосы. Она любила сидеть с ним рядом, разговаривать или просто молчать.

«Неужели это любовь?» — спрашивала себя Ирина, смотря на спящего Карданова. И тут же испуганно отгоняла эту мысль. Нет, нет. Она постаралась вызвать в памяти образ Кости, но это не удалось. Она думала о Карданове, жила его тревогами, заботами и радостями.

Как-то, когда они с Тоней улеглись в койки, Ирина не удержалась.

— Тонь! Скажи-ка мне честно, — нарочито сонным голосом спросила она. — Тебе нравится наш капитан?

— Ты совсем ненормальная! — возмутилась Тоня. — Андрей Андреевич! Чудный человек. Как он может не нравиться? Ребята за него в огонь и воду пойдут. А ты чего — влюбилась?

— С чего ты взяла? Просто так. Спи, пожалуйста.

— Просто так ничего не бывает, — уверенно сказала Тоня. Помолчали.

— Ты спишь? — тихо спросила Тоня.

— Сплю. А что?

— Ты никому не скажешь?

— Не скажу.

— Я к тебе сейчас перелезу.

Тоня соскочила с койки, залезла под одеяло к Ирине, обхватила рукой ее шею и жарко зашептала:

— Как ты смотришь на Семена Григорьевича?

— На нашего «деда»? Прекрасный парень.

— Ты правду говоришь?

— Правду. Хороший человек.

— А то, что рыжий, ничего?

— Разве он рыжий? А я и не заметила. Да чего ты ко мне пристаешь? Вот кто, оказывается, влюбился. С больной головы да на здоровую.

— Я не знаю, Ирочка, не знаю. Это он. Он мне сказал… что без меня из Сибири не поедет.

Ирина прижала Тоню к себе:

— А ты что? Нравится он тебе?

— Не знаю. Я совсем о другом человеке мечтала. Мне хотелось, чтобы он был особенный. Ну, как Андрей Андреевич. Чтобы был на него похож, а Семен совсем другой. Смешной.

— Мне кажется, что он хороший, Тоня, хотя я его мало знаю. Но первое впечатление хорошее.

Он очень хороший. Это не первое впечатление, а на самом деле, — сразу вступилась за Болтянского Тоня. — Он мне всю свою жизнь рассказал. Ты только подумай. Во время войны, он еще мальчишкой был, убежал из дому, на каком-то буксире масленщиком плавал. Медаль за храбрость имеет. Ездил на целину, машины ставил, а в Одессе у него оставалась девушка. Говорил, что любил ее. Приехал, а она за штурмана замуж вышла. Горевал… Вот видишь, ничего не утаил, всё рассказал.

— А тебя, Тоня, он любит?