– Да ничего страшного. Сотрясение самое легкое. Оклемается быстро. Перелом зарастет. Словом, вы очень вовремя его к нам доставили. Благодарим за проявленную сознательность и милосердие, – как-то шутливо закончил мужчина.
«Скорее всего доктор, – вяло подумал Костиков. – А что за перелом?» Он попробовал осторожно пошевелить ногами – все в порядке. Теперь руками – ага, правая в порядке, а вот с левой, похоже, беда. Но открывать глаза, чтобы убедиться, какая беда именно, Костиков не спешил.
– Но ведь он же до сих пор без сознания! – возмутился женский голос.
– Да он уже давно в сознании! – не согласился доктор. – И, между прочим, прекрасно нас слышит. Не так ли, господин Костиков? – обратился к нему доктор.
Дальше прикидываться шлангом было бесполезно. Игорь открыл глаза. Перед ним стоял мужчина средних лет в белом халате и очках.
– Ну-с, батенька, с добрым утром, – мягко сказал он. – Ну и напугали же вы гражданочку.
Костиков скосил глаза и увидел приятную женщину, похоже, именно ту, что так энергично давала ему затрещины, когда он валялся на асфальте. Женщина обеспокоенно смотрела на него.
– Знакомьтесь, это ваша спасительница, Татьяна Николаевна Синицына, – сказал доктор.
– Да ладно вам, – Татьяна Николаевна слегка покраснела. – Никакая я не спасительница. Как вы себя чувствуете? – обратилась она к Игорю.
– Вполне, – сказал он и наконец-то посмотрел на свою левую руку. Рука до локтя была замурована в гипс. Игорь вздохнул.
– Как он? – в палату вошел Пашка.
– А вот и еще один ваш спаситель, господин Костиков, – улыбаясь проговорил доктор.
– Знаю, – кивнул Игорь. – Спасибо, – и попытался встать.
Голова немного кружилась, слегка тошнило, чувствовалась слабость и в руке свербило, но в целом, заключил Игорь, состояние было более чем удовлетворительным.
Выяснилось, что руку он сломал, неудачно рухнув на асфальт, так что, можно сказать, обошелся малой кровью. Мог бы сейчас и не здесь, а внизу, в морге лежать. Однако, и на этот раз убийц спугнули. Высыпали люди из кафе, которые, хотя выстрела и не слышали, но видели, как Игорь упал. Синицына оказалась официанткой, которая его же и обслуживала. Павел вызвался отвезти Костикова домой, на что Игорь ничем не возразил. Доктор, Вячеслав Анатольевич, приказал явиться через неделю и показать перелом.
Словом, к вечеру Костиков, с грехом пополам все же оказался дома. Ключи и от машины, и от квартиры Павел нашел на полу в туалете, так что версия ограбления, жертвой которого мог бы оказаться Игорь, начисто отвергалась. Похоже, что здесь было нечто иное.
Костиков распрощался с сердобольным Пашкой и поднялся к себе. В подъезде он вел себя более чем осторожно, но осторожность не потребовалась. Подъезд был чист. Игорь открыл дверь и оказался, наконец, дома. Замуровавшись на все замки, он прошел в кабинет и хотел тут же рухнуть на диван, но заметил Бабусину записку. Он, изо всех сил пытаясь сосредоточиться, прочел бабулины каракули, затем с минуту посидел, пытаясь осознать прочитанное, а относительно осознав, лег на диван.
«Ну и дела!» – подумал он и уснул. В больнице его напичкали успокоительными.
Окрестности деревни Шатиловка представляли собой довольно печальное зрелище. Это Бабуся заметила еще в электричке. Подъезжая к неухоженной станции, Бабуся отметила, что здесь и птицы почти что не поют, да и деревья практически не растут. Словом, места пустынные и явно заброшенные. Хорошо, если в самой деревне найдется хотя бы пара-тройка работоспособных и окончательно не выживших из ума жителей. Слишком уж унылым был окружающий ландшафт. Словно человек здесь отродясь не водился.
Электричка затормозила и Бабуся, преодолевая внутренне предубеждение, сложившееся у нее за время предварительного, поверхностного, так сказать, осмотра местности, вышла из вагона.
Станция, видимо, была поставлена в далекие времена расцвета и представляла собой небольшое деревянное строение, покрашенное светло-зеленой краской, большей частью облупившейся и облезшей. Имела станция имела пару грязных окон, хлипкую дверь и прилегающую к ней площадку из старых досок. На фасаде еще можно было прочесть вывеску, сообщавшую пункт прибытия. По всей видимости, здесь уже давно не было никакого станционного смотрителя, крайнее запустение этого строения красноречиво свидетельствовало об этом.
«Должно быть, – подумала Бабуся, – все, кто мог, в город подались…»
Она подхватила сумки и направилась по тропинке, начинавшейся за станцией, справедливо рассудив, что видимо, по ней и можно попасть в эту самую деревню. Другого-то пути все равно не было, и эта, терявшаяся в зарослях буйной травы тропинка, служила единственным указателем маршрута.
Тропинка шла в гору. Преодолев большую часть пути, Бабуся заметила, что солнце уже клонится к земле, значит, нужно поторапливаться.
Она, кряхтя и отдуваясь, поднялась на невысокий, но довольно крутой холм и тут ее взгляду открылась эта самая разнесчастная деревенька. Почему разнесчастная?