Неуместно и Неувременно

Не сбежать от неё никуда.

Однажды весной я усну

И не проснусь никогда.

Леди

У тебя синяки под глазами.

Ты как будто болеешь СПИДом.

Заигрываешь с суицидом.

Пахнешь куревом и духами.

У тебя измазаны губы

Фиолетовой тёмной помадой,

И веют манящей прохладой

Шрамы от старой простуды.

У тебя обветрены руки

С покрасненьем шершавой кожи,

Постоянно мелькают в дрожи,

Выдавая душевные муки.

Твои волосы залиты лаком,

Небрежно короткая стрижка:

Смолянисто-чёрная вспышка,

Оттенённая красным маком.

У тебя костлявые плечи

И осанка прекрасной леди.

Глаза цвета ржавой меди –

Словно потухшие свечи.

У тебя, как брелок, моё сердце

Висит на ключах бесполезно.

Ты — меня поглотившая бездна,

От тебя никуда не деться…

Сестра

Мы сидели с утра на кухне,

Ничего не хотелось делать,

Все лампочки тихо потухли

И не работал телек.

Уроки давно начались,

Но в школу идти не хотелось.

В подъезде елозил лифт,

По комнате время вертелось.

На столе — немытые кружки

С тёмными кольцами чая.

Мы сидели тихо, как мышки,

И молча по лету скучали.

Просторно, беззвучно и мутно –

Этот мир лишь для нас двоих.

Мы сидели на кухне утром –

Девочка Клякса и девочка Штрих.

Светлело холодное небо

Над безразмерными крышами,

Жужжали машины нелепо,

Но этого мы не слышали.

Нас немного клонило в сон,

Мы немного клевали носами.

А город через балкон

Незаметно следил за нами.

Холодильник тихонько гудел,

Незаметно часы спешили,

Кран унылую песню пел.

Мы на кухне с утра сидели.

Поплачь

Поплачь, малыш,

Поплачь,

ты это заслужила.

Поплачь

обо всём, что помнишь,

обо всём, что уже забыла.

Поплачь

о тёплых деньках,

они уже не вернутся.

Поплачь

о спящих, которым

не суждено проснуться.

Поплачь

о летящей мимо

короткой, бессмысленной жизни.

Поплачь

обо всех чужих,

что когда-то были ближними…

В голове

Я пишу стихи на руках

В дальнем и тёмном углу.

Всё рассыпается в прах,

Летит в беспросветную мглу,

Как только я прикоснусь.

Я сижу на холодном полу,

Жмусь я к холодной стене,

Сам её строил себе,

И сам у себя же в плену.

2016–2018

1

Меня тошнило остатками здравого смысла.

2

В моём зеркале живёт

Вечно заспанный урод.

Мы все заведомо мертвы

Мы все заведомо мертвы,

Мы все заведомо несчастны.

Мы все прогнивши и пусты,

Мы все грехам своим подвластны.

Мы все кого-то убиваем.

По лестнице из мёртвых тел

Мы вверх уверенно шагаем.

Нам бессердечность — не предел.

Мы все — макеты без лица

Подобные один другому.

Всегда глупец учил глупца,

Слепой стриг волосы слепому.

Мы все моральные уроды.

Живем, таких, как мы, растя.

Всё человечество — природы

Мертворождённое дитя.

Мы все стремимся потреблять,

Спеша, давясь и задыхаясь,

Завидуя, стремясь отнять

У слабых. И ни в чём не каясь.

Мы все страстям своим подвластны,

Мы все прогнивши и пусты.

Мы все заведомо несчастны,

Мы все заведомо мертвы.

Идея фикс

Я просыпаюсь утром — все мысли о тебе,

Потом весь день пылаю в желания огне.

Тебя ни на секунду я не могу забыть,

Я так безумно, страстно хочу тебя… убить.

И вечерами в кресле я составляю план,

О том, как попадешься однажды в мой «капкан».

Дрова трещат в камине, улыбка на губах,

Я засыпаю сладко в своих больных мечтах.

Ах, если я поймаю тебя, мой милый друг,

Тогда тебя, поверь, уже не выпущу из рук.

Закрою дверь в подвале — теперь лишь я и ты -

И там начну со смехом воплощать свои мечты!

Когда же, наконец, ты издашь последний вздох,

Построю я машину, чтоб, как всевышний Бог,

Умел бы раз за разом тебя я воскрешать,

Хочу, как можно дольше, тебя я убивать.

Герцог де Ришельё

Он положил распятье вниз лицом

И вновь проверил, заперта ли дверь.

Политик чувствовал себя юнцом,

На клетку ребер, словно дикий зверь,

Бросалось сердце, вырваться стремясь.

И руки нервная сводила дрожь.

Все мысли стали вязкими, как грязь.

Кололось опасенье, словно ёж.

Стихией чувств безумной поглощен,

Он рухнул в кресло, думая о ней.

Огонь свечей затрепетал, как он,

И содрогнулась полумгла теней.

К пылающим губам конверт прижал

И запах рук любимых уловил –

Он так манил, но вместе с тем пугал,

Как тайна, что конверт в себе хранил.

Он выдохнул, решившись наконец.

Бумагу осторожно вскрыл ножом.

«На что же ты надеешься, глупец?» -

Спросил себя, волненьем оглушен.

Любимый почерк. И одна строка,

Что холодна, как черной плахи сталь.

Казнить мечты — не дрогнула рука,

И вдребезги разбит надежд хрусталь…

Потрескивали свечи. Он молчал.

Глаза померкли, взгляд остекленел.

Развеялся туман безумья чар,

Румянец щёк засыпал белый мел.

Он, медленно вернув письмо в конверт,

Его огню безжалостно предал.

Вздохнув, «Ну что же, Анна, нет так нет…»

Стряхнул остывший пепел кардинал…

Сонный паралич

Сомкнули окна веки штор.

Открыло небо глаз луны.

Ты смотришь на меня в упор

Из чёрной ваты темноты.

Ты не живой и не мертвец,

Твой рот — чарующий оскал.

Твой взгляд — расплавленный свинец –

Пролился и меня сковал.

И нет ни шороха кругом.

Застыли стрелки на часах.

Нет верха, низа и сторон.

Слепая чернота в глазах.

Я неподвижна, как и ты.

А ты безмолвен, как и я.

Мы до краёв своих пусты.

Мы за пределом бытия.

Нет кожи, плоти, крови, вен,

И слабый голос мыслей стих.