Читаем Неумолим бег времени (публицистика) полностью

Император Павел, узнав о пленении Германа, не посчитавшись с его героизмом и прежними боевыми заслугами, отдал приказ об исключении его со службы. Вот ведь какой неблагодарный поступок царя!

Пленный генерал Герман, содержавшийся во французской крепости города Лиля, был потрясён фатальной неудачей, постигшей его. Признаки нервной неуравновешенности, расцениваемые ранее как странности, приняли окраску явного психического расстройства. О выраженности их можно судить на том простом основании, что о них заговорили люди, не имеющие никакого отношения к медицине и, в частности, к психиатрии, которая как наука только зарождалась в те времена. Уж не эти ли странности со склонностью к самовозвеличиванию и приписыванию себе не имевших место заслуг явились причинами многолетнего запрета правительственными кругами России упоминать имя «одного из отважных военачальников суворовских времён»?

Царствовавшие в России помазанники не были людьми случайными. К государственной деятельности их готовили с колыбели, обогащая разными знаниями, воспитывая в духе правдолюбия, духовности и высокой русской традиционной культуры. Наверное, и те же Екатерина II и Павел I обладали способностью оценивать достоинства и недостатки собственных и вражеских военачальников.

Читая воспоминания Н. Хрущёва, я обратила внимание на слово «азиатчина», употребляемое бывшими кремлёвскими слугами после освобождения от ига «азиатов». Оно относилось к Сталину и Берии, в коих были сконцентрированы все самые страшные, самые низкие, самые подлые пороки. И всё-таки они свойственны не только азиатам. Психопатология может проявляться у представителей всех рас, наций и народностей.

Быть может, и в этой моей полемике кто-то усмотрит азиатчину, подумает, мол, кровь заговорила. Считаю необходимым пояснить: мне чужды как шовинистические, так и националистические чувства, потому что меня родила русская женщина. И не абы какая, а праправнучка дворянина Ивана Ивановича Пущина, командовавшего Русским флотом при Екатерине Великой. Но никогда я себя не чувствовала плохо и оттого, что в моих жилах с русской кровью смешалась кровь кавказских узденей. В своей нелёгкой жизни я всегда пыталась, хотя иногда и тщетно, искать правду.

У читателей, а тем более у знатоков этой трагической истории прошу прощения, если где-то допустила ошибочные высказывания и неточности. Но отсебятины и выдумок в своём исследовании я старалась не допустить, считая, что это граничит с моральным преступлением.

«Кавказский край», 1992 г.

Ответ верхоглядам

«Познай себя» – эти слова древнегреческого мудреца были начертаны над входом Дельфийского храма.

Лев Толстой, беря в руки сочинение обратившегося к нему автора, говорил: «А ну-ка, батенька, дай я посмотрю, что ты за человек». И в этом есть глубокий смысл.

Все произведения пишущих, даже самые незначительные, независимо от воли автора, отражают его внутренний мир. Убогим выглядит верхогляд, берущий на себя смелость выступать в роли третейского судьи, если не разбирается в сути предмета. И совсем плохо, когда критикующий, забывая, о чём речь, путает праведное с грешным.

Прожив долгую жизнь, строго придерживаясь сухого закона, чтоб уберечь себя от деградирующего действия алкоголя, я посмеялась от души, когда в бытовой перепалке одна из обывательниц бросила мне: «А ты, пьяница, помолчи!» Также смешно стало, когда читатель И. Будников из Ставрополя в своём отклике «За что платили Батал-паше» («Кавказский край», № 44 за 1992 год) на мою статью «Имя станицы Баталпашинской остаётся загадкой» («Кавказский край», № 27) написал: «Статья Ибрагимовой является не совсем историковедческой, а преследует определённые националистические цели». Разве может быть иначе, если не Иванова, а Ибрагимова выступила в защиту черкеса Батал-паши?

Смешно стало потому, что ни О. Ольховскому из Ессентуков, ни ставропольцу И. Будникову неведомо: мне по самой природе чуждо и слепое чувство фанатизма, и так называемого национализма. Чуждо потому, что в моих жилах течёт смесь кровей кубанских казаков, потомственных русских дворян и вольных лакских узденей Дагестана.

Могу ли не любить Отчизну и горцев, среди которых прошла вся моя жизнь, если лучший из сынов России – Лермонтов, поручик противоборствующей стороны в период Кавказской войны, писал:

Как славную песню Отчизны моей,Люблю я Кавказ.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное