Рассматривая подарки, привезенные Эванжелиной, я мысленно подводила итог прожитой неделе. В понедельник был взрыв на кухне, в среду — погром в квартире и исчезновение фотографий, в четверг — моя кратковременная изоляция от общества, в пятницу — головокружительный спуск с третьего этажа (вспоминая об этом, я не могла удержаться от самодовольной улыбки — так провести двух огромных, натренированных и вроде не совсем тупых головорезов!) и внезапный приезд Эванжелины. Если нам удастся отправить ее с Катей ближайшим рейсом обратно в Америку, можно считать, что первый раунд у мафии я выиграла: не буду больше мусолить эту злосчастную дискету, а отнесу ее Алексею Степанычу — пусть сам разбирается. А когда всех посадят чья фамилия встретится в списке, — то можно с сознанием исполненного долга ехать в Америку, развлекаться и тратить чужие денежки (Дэниэловы). Если у него еще что-то осталось на банковском счете. Подозреваю, что Эванжелина этот месяц трудилась как пчелка. Только на привезенные мне подарки можно было бы безбедно существовать два года — она скупила пол-Калифорнии: представляю, как она оторвалась в отношении собственной персоны! Очевидно, Дэниэлу пришлось строить новый подземный гараж для автомобилей, купленных Эванжелиной, а для хранения ее платьев, туфель и шуб, наверное, потребовался целый авиационный ангар.
Я представила, как Эванжелина и Марина сейчас идут к авиакассам. Женщины-прохожие подтягиваются, должно быть, к тротуару со стульями, полагая, что начался бесплатный показ мод, а что творится с мужчинами — и думать страшно. Эванжелина надела сегодня мини. Я сначала пыталась побухтеть, что, мол, не время привлекать к себе пристальное внимание общественности, но поймала себя на нелогичности рассуждений: ведь Эванжелина даже в форменном халате и со шваброй в руках будет смотреться провокационно и провоцировать мужчин на необдуманные поступки. Не смогла я удержаться и от того, чтобы не отметить удовлетворенно, как поблекла Марина на фоне моей рецидивистки. Все познается в сравнении: целый месяц Марина олицетворяла собой идеал женской красоты, но вот вернулась Эванжелинка и расставила вещи по своим местам.
Вскоре предмет моих неотступных размышлений возник на пороге с пакетом, из которого торчало три румяных французских батона.
— Билеты поменяли, — отчиталась Эванжелина. — Самолет тридцатого сентября в четыре ноль-пять утра. Ближе не получилось. Тань, а может быть, все не так страшно, как тебе показалось?
— Да, а на верхушке десятиметровой рекламы я, как танк на заборе, болталась исключительно ради собственного удовольствия? А граната? А то, что квартиру вверх дном перевернули? Кстати, где Катя?
— У подъезда с подружкой болтает. А Марина куда-то поехала по своим делам. Знаешь, мне так стыдно — она нам помогает, а я ведь ее мужа прикончила.
— Не переживай. Я думаю, она тебе еще и спасибо сказала бы, если б узнала.
— Не может быть, — выдохнула Эванжелина. — Он вроде так ее любил. Когда он ко мне в косметологию за ней заезжал, он…
Эванжелина не успела обрисовать Олега Дроздовцева с этой неизвестной мне положительной стороны, так как в дверь кто-то громко и суматошно заколотил. На пороге оказалась пожилая соседка. Фартук у нее съехал набок, а волосы растрепались. Женщина тяжело дышала.
— Эвочка, — заголосила она, — там какие-то парни Катю схватили и увезли на машине, я бежала за ними до конца двора…
— Номер, номер запомнили?! — закричала и я страшным голосом.
Эванжелина взвыла, как милицейская сирена, и рванула вниз. Ах, если бы она еще и бегать могла со скоростью 90 километров в час!
— Нет, у меня зрение, — уже плакала соседка и утиралась фартуком. Какое несчастье, что же это такое! Среди бела дня…
Я вцепилась в женщину и стала ее трясти:
— Ну постарайтесь вспомнить номер! Мы в милицию позвоним!
— Ой, деточка, у меня зрение, я собаку свою с полутора метров за табуретку принимаю, я бежала за ними до конца двора, машина зеленая такая, импортная, что ли, бежала, бежала, а как из двора выехали — так сразу и исчезли среди других машин.
Я бросила подслеповатую бегунью и помчалась во двор. Двор вымер. Ну не хочет у нас народ ввязываться не в свое дело. С той стороны двора, где дорога выходила на оживленный проспект, медленно шла Эванжелина. Она даже не плакала. Я осторожно взяла ее за руку и заглянула в лицо:
— Эванжелина, это те же самые типы. Они ничего Кате не сделают. Мы их найдем и отдадим им дискету. Они вежливые, я знаю…
Я вспомнила про козла рогатого и похолодела.
Мы вдвоем сидели на диване. Эванжелина упорно молчала. По прошествии каждых девяти минут мой голос терял двадцать процентов уверенности. Через час я истощилась окончательно и уже не могла придумывать аргументы, согласно которым мы обладали 99 шансами из 100 благополучно преодолеть обстоятельства.
Весело и шумно вломился Сергей.
— Девчонки, — закричал он с порога, — дверь все-таки надо закрывать! Вы даже не представляете, какую операцию я провернул. Через неделю об этом будут писать все газеты. — Увидев наши траурные лица, он замолчал. — Что еще?