Неумышленное ограбление

Тупольский не ответил на мой вопрос.

— Это действительно та дискета, — произнес он, просматривая страницы на экране. Одновременно его рука потянулась к телефонной трубке.

Ми-фа-фа-ля-до-ми-фа — проиграли кнопочки «Панасоника» набираемый номер. Я уже все поняла.

— Дима, отвези девочку домой, — приказал Тупольский в трубку. — Что? Да.

Я бросилась грудью на стол и схватила Тупольского за руку:

— Дайте мне с ней поговорить! Пожалуйста!! ВэПэ, как всегда, был великодушен.

— Катя, — сдерживая вопль, позвала я в трубку, — Катя!!!

«Панасоник» взмок от моих ладоней. Тупольский пристально наблюдал за мной, но мне уже было плевать на него.

— Тань, привет, — ответил спокойный голос Кати. Кажется, она там что-то жевала.

Силы меня оставили, я повисла на краю огромного полированного стола, как сдутый воздушный шарик на тополиной ветке после первомайской демонстрации.

— Катя, как ты там?

— Да нормально, — бодро прохрустела Катерина. — Скучно. Какой выкуп за меня потребовали?

— Катя, они ничего тебе плохого не сделали? — замирая, спросила я.

— Да нет вроде. Видик смотрю. Я их тут развивала, как могла. Домой охота. Как там мама? Наверное, в панике?

— Это слишком мягко сказано… Тупольский постучал ногтем по циферблату часов:

— Они опоздают на самолет.

Про самолет я совсем забыла. Я наконец-то смогла расстаться с Катей. Современное дитя похищение воспринимает как нечто обыденное.

— А я, пожалуй, сварю еще кофе, — сказал Тупольский, устав дожидаться, когда я выйду из транса, — ночь, полагаю, будет длинной.

Я, видно, совсем не разбираюсь в людях. Порядочность и честность воплощались для меня в Тупольском, а он оказался не тем, за кого себя выдавал. Для характеристики его поведения в богатом русском языке существовало несколько емких и энергичных созвучий, но пять курсов высшего образования не позволяли мне произнести их вслух.

Он вышел, а я метнулась к компьютеру. Конечно же вся информация была уничтожена, дискета радовала своей девственной чистотой. Но я приготовлю Тупольскому сюрприз. Достав диктофон, я настроила его на работу в режиме автоматической паузы (будет записывать, только когда звучит голос) и положила в карман рубашки. Надеюсь, ВэПэ не станет меня обыскивать?

Ту польский вернулся, везя с собой поднос на колесах, уставленный закуской. Кажется, он не собирался со мной расставаться еще очень долго.

— Отметим наше знакомство.

— Да, Вячеслав Петрович, no-настоящему я узнала вас только сегодня.

— И вам приоткрылась лишь ничтожная часть. Разочарованы?

— Потрясена.

Тупольский предложил мне тарталетку со шпротиной и яйцом. Несмотря на то что до этого я почти двое суток на нервной почве ничего не ела, сейчас аппетита не было, хотя на импровизированном столике присутствовали весьма заманчивые деликатесы.

— Ну, если вам даже бутерброд из моих рук неприятно принять, берите сами.

— Спасибо, но мне что-то не хочется.

— Тогда коньяк?

— Я за рулем.

Тупольский глянул на меня так, что я подумала: за руль мне сесть больше не придется.

— Что, Вячеслав Петрович, взяли после Дроздовцева бразды правления в свои руки?

— Не совсем так. — Тупольский на минуту задумался. — И неужели вы думаете, что меня может интересовать торговля эскорт-девицами? А вы, кстати, отчаянная женщина. Спуститься с третьего этажа по железке. И ловко обыграли ребят в преферанс — они до сих пор в растерянности, как это могло случиться. Я им, конечно, чуть головы не поотворачивал за то, что вас упустили. Хотя кто же мог ожидать такую отвагу от столь хрупкой женщины. Да еще к тому же беременной…

Я задохнулась. Он и это знает? Да ведь даже Серж еще не в курсе!

— Вижу, я вас заинтересовал. Если бы вы, Татьяна, знали, сколько хлопот доставили мне! Конечно, я понимаю, вы — талантливая журналистка и охота за сенсациями для вас образ жизни. Но если бы три месяца назад вы не пришли в «Интерком», Дроздовцев не принял бы вас на работу и вы не стали бы копать под него, то многие события, доставившие столько неприятностей вам и вашей подруге, могли бы не произойти.

Тупольский сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и поворачивал в руках хрустальную рюмку с недопитым коньяком. Он, очевидно, не прочь был пооткровенничать. Наверное, законспирировался до такой степени, что даже и поговорить не с кем, только как с несчастной девицей, приговоренной к закланию.