Неупокоенные

– Город действительно похож на Лондон, – отметил Калеб поскучневшим голосом. Вид разлагающихся животных не произвел на него сильного впечатления. В детстве он видел мертвых собак, котов и птиц, наблюдал, как их души выпрыгивают из застывшей оболочки и прогуливаются по городу как ни в чем не бывало. Матушка рассказывала, что души животных существуют иначе, чем человеческие: они свободны, и их нельзя призвать. А людей держат в мире живых разные предметы, семья – все, что с ними связано, любая частица.

– Ты ожидал, что здесь повсюду будет валяться человеческая плоть, а скелеты будут просить милостыню? – Жнец глухо засмеялся.

– Честно говоря, да…

Жнец повел их дальше.

– Раньше здесь было куда хуже: вечная грязь, разложившиеся тела, запахи которых лучше никогда не вдыхать. Хотя подобные улочки остались до сих пор, но они находятся в противоположной от ратуши стороне, где обретаются души самоубийц. Те вечно стенают, плачут кровавыми слезами…

– Так вот почему в стоке багровая вода! – поняла Вайолет. – Точнее кровь.

Жнец кивнул:

– Хотя по большей части это остатки из кроварни, радует, что сегодня не пятница, иначе здесь валялись бы чьи-нибудь органы. Местный бармен обожает протыкать их бамбуковыми соломинками и подавать как готовый напиток, но пьяные кровососы любят мусорить.

– Как… удобно, – пробормотал Калеб. – Посуду мыть не нужно.

– Старшие жнецы не слишком интересуются чистотой на улицах Корпсгрэйва, но и не хотят превращать его в кладбище с мертвецами посреди улицы.

– Должно быть, кучерам частенько приходится чинить кареты, вот так попадет чья-нибудь кость в спицы колеса, и оно сломается, – Вайолет перепрыгнула через чей-то скелет в тряпье и недовольно фыркнула. – Ну и ну!

Чем ближе они подходили к ратуше, тем чище становилось на улице, и чаще встречались призраки. Это были люди в одеяниях из разных эпох, которые дети видели только в книгах. Никто не обращал на них внимания, души проходили сквозь детей и Жнеца. Последний слегка морщился, чувствуя неприятный холодок чужой души.

– Они нас видят? Слышат? – почему-то зашептала девочка.

– Меня – да, вас – нет, вы ведь живые, – ответил Жнец, стуча тростью о камни.

– Здесь может быть наш отец? – спросил Калеб, цепляясь взглядом за каждое мужское лицо.

– Возможно, но вы не сможете с ним поговорить.

Калеб решил, что обязательно попробует еще раз вызвать отца, и тот объяснит слова матери: «Разгадка наших врагов в стихотворении, оно скрыто у сердца. Что же это может означать?» – подумал он.

– Ах, какая встреча! – воскликнула остановившаяся напротив них бледнолицая красавица с алыми чувственными губами и такого же цвета глазами в обрамлении длинных ресниц. Из-за плотности и четкости облика дети поняли: она не призрак.

– Мадам Батори, – Жнец снял головной убор, приветствуя ее.

– Ты к своим? Составлять отчет? – дама подтянула черную кружевную перчатку повыше, и дети заметили, какими острыми оказались ее ногти.

– Как всегда, – Жнец кивнул.

– А кто эти сорванцы? – Мадам впилась в Калеба с Вайолет внимательным взглядом.

– Мой временный крест, – коротко ответил Жнец.

После перехода в Корпсгрэйв он отметил души детей черными крестиками, обозначив их неучтенность, дабы коллеги не задавали лишних вопросов.

– Какой хорошенький мальчик, – проворковала Мадам и потрепала Калеба за щечку, а затем схватила его руку и прошептала. – Боже! Какие тонкие музыкальные пальчики! Должно быть, ты хорошо играешь…

– У меня очень талантливый брат, – с гордостью заявила Вайолет, и Мадам перевела взгляд на нее.

– Да что ты говоришь… – растягивая слова, прошептала она. – Но ты… куда более одарена природой, моя маленькая фиалка, – женщина погладила малышку по лицу, коснулась пепельных волос, плеча.

– Нам пора, – прервал ее Жнец. – Дела не ждут, всего хорошего, Мадам.

Дети кивнули и последовали за ним, а женщина еще долго стояла, провожая взглядом затянутую в черное платьице девичью фигурку, тонкие, стройные ножки в полосатых чулках.

– Хорошенькая… – прошептала она, облизнув удлинившиеся клыки, и пошла дальше.

Калеб с Вайолет остановились перед трехэтажным зданием ратуши в готическим стиле из угольно-черного камня с башнями по бокам и центру. Фасад с высокими стрельчатыми окнами украшали статуи Смерти в балахонах, из-под которых светились белые черепа, а костлявые пальцы сжимали древки кос. На часах центральной башни мимо римских цифр двигались стрелки-кости, а рамкой служили ребра.

– Местная ратуша, она же мой штаб, – пояснил Жнец.

Дождь резко прекратился, и с неба повалил снег.

– Ого! – восхитилась Вайолет. – Как быстро сменилась погода.

– Привычно для Корпсгрэйва, – скучающе отметил Жнец и толкнул дубовую дверь, та со скрипом открылась, и навстречу вышла бледная дама в черном. С ее шляпки на глаза спадала вуаль, а с окрашенных в черный цвет губ на подбородок стекала темная жидкость, образуя полоску в центре и по уголкам рта, словно женщина взяла кисточку и разукрасила себя.

– О, Мария! Здравствуйте, – поприветствовал Жнец.

Та молча кивнула и, раскрыв зонтик, покинула здание, шелестя подолом черного платья.