У мельтешащих сотрудников, позевывающих в предрассветный час прохожих и шушукающихся слуг не вызвал ни малейшего интереса тот факт, что обнаруженные детские тела были в кроватях. Полицейские не потрудились узнать, кому принадлежал третий, обугленный труп на лестнице, возможно, в столь поздний час к барону прибыл гость. Зато среди переулков Брикстона7 Жнец забрал две детские души, изящно переместив их тела в дом ныне покойного барона. Сам же устроил «неучтенных» на своей временной квартире.
Дом Жнеца находился близ парка Уэстборн Грин на Борн Террас с видом на канал. Другие жнецы предпочитали не гнездоваться в месте работы и уходили в Корпсгрэйв – мир смерти или, как его еще называли, изнанка Лондона, где жили все: от призраков, не упокоившихся духов до вампиров и Жнецов. Корпсгрэйв был идентичным отражением Лондона, столицей мертвых и всей нечисти, собранной из уголков Великобритании. Жнецам не возбранялось обитать в мире живых, но многие из них плохо переносили солнечный свет и слишком свежий, не загрязненный ароматом разложения воздух.
Каждый выполнял свою работу, получал списки душ и должен был неукоснительно соблюдать кодекс Смерти. Главным и самым важным правилом которого являлся запрет на убийства людей, не входящих в список, а также вмешательство в судьбы живых. Жнецу воспрещалось убивать кого попало или по собственному желанию. Нарушителя ждало развоплощение – смерть без шанса на реинкарнацию.
Сидя на лавочке рядом с могилой на кладбище Кенсал-Грин, Жнец раздумывал над детскими душами. Их тела спокойно лежали в чуланчике арендуемой комнаты в ожидании его возвращения.
Тени сгустились, потянуло сыростью Корпсгрэйва, сладковатым ароматом тлена и перед Жнецом предстал его лондонский коллега. Бледное лицо скрыто под тенью широкополой шляпы с облезлым черным пером, на правом глазу повязка. Из-под рукава выбивалось пышное кружево рубашки, а затянутая в кожаную перчатку рука придерживала шпагу на широком ремне. Эфес едва заметно светился голубоватым светом – подобно сосуду оружие полнилось собранными душами. Вступая в должность, жнецы сами выбирали образ косы для удобства в использовании.
– Забрал я твоих слуг в последний момент, повезло, что крыша не обвалилась, а то пришлось бы рыскать под ее останками, так что с тебя причитается, – хмыкнул Мушкетер и устроился рядом с коллегой, вытянув ноги в ботфортах к заросшей мхом могиле. В полумраке на ней поблескивала влага от прошедшего дождя.
Жнец кивнул. Они с Мушкетером были давно знакомы, впрочем, сложно говорить о времени, когда ты жнец. Воспоминания об их встрече казались сном. «Кажется, это случилось в годы противостояния Капетингов с Плантагенетами, или же… я что-то путаю», – вспоминал Жнец.
– Ты сегодня молчаливее обычного, – отметил Мушкетер, отбросив край черного плаща с вышитым серебряным крестом. – Я видел тебя рядом с Гайд-парком, за тобой скользили две детские души.
Жнец молчал, но коллега и так все понял.
– Неучтенные?
Он кивнул, и Мушкетер склонил голову на бок, в глазах появилось любопытство.
– У тебя уже выполнен план?
Жнец взглянул на собеседника серебристыми глазами с узкими вертикальными зрачками:
– Перевыполнен, – он поправил сползшие очки с синими линзами и потер лоб. Из-за заостренного уха выбилась белоснежная прядь.
– Даже так?! – Мушкетер присвистнул и побарабанил пальцами по колену, кожа перчатки скрипнула. – У меня недобор, как раз не хватает двух душ, хочешь, я заберу их себе? Неучтенных можно отдать, или же оставь, чтобы в следующем месяце меньше работать.
Жнец тяжело вздохнул, изо рта вырвалось облачко пара.
– Но я не настаиваю, ты ведь их нашел – тебе и решать, – добавил Мушкетер. – И я помню, как ты недолюбливаешь канцелярщину.
– Душа их матери видела меня и разговаривала со мной, – неожиданно признался Жнец.
– Такое случается, должно быть, она медиум. Их нельзя хоронить как обычных людей, иначе они оборачиваются неупокоенными духами, бродят в мире живых, пугают их своими криками, а то и вселяются. Это ведь не призраки, те могут посудой погреметь, дверью скрипнуть – ничем не отличаются от того же сквозняка.
– Я тоже так подумал. Медиум… кажется, их сжигали на кострах в период гонений на ведьм.
– Точно! Ох и лютое было времечко, столько красоток погибло зазря, помню одну хорошенькую блондиночку, ух! – Мушкетер покрутил темный ус, в его глазах появился похотливый блеск. – Кстати! – он перевел взгляд на обувь собеседника. – Отличные… ботинки, кажется, это так называется.
Жнец пошерудил по листве подошвами и согласно кивнул.
– Подарил один человек.
– У него отличный вкус, мне бы тоже не мешало сменить обувь – ноги ужасно потеют! Ох уж эта старая мода, пора бы переобуться, – он мучительно указал на ботфорты, а затем поднялся с лавки и, перекатываясь с пятки на носок, взглянул на небо, где горела желтоватая головка луны.