Неупокоенные

Трентон крадучись зашел в оранжерею – надо быть осторожнее, ведь, когда он пару минут назад туда заглядывал, копы все еще были там. Кэролайн ушла, наверное, за новой порцией спиртного. Минна до сих пор стояла там, опершись на пыльную полку. Ее глаза были закрыты. Через разбитый потолок доносилось птичье чириканье, солнечные лучи разрезали воздух как ножи.

– Что им было надо? – спросил Трентон, стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличнее.

– Какая-то девушка пропала, – ответила Минна, не открывая глаз, – в Бостоне.

Трентон заволновался. Его лицо стало пепельно-серым.

– В Бостоне? А здесь они тогда что делают?

– Без понятия, – Минна выпрямилась, – кстати, ты помнишь Дэнни Топорники? Тоди?

Трентон не ответил.

– А, ладно, забудь. Ты был еще маленьким.

– При чем тут Дэнни? – спросил Трентон.

– Да так, ни при чем. Он стал копом, мы сейчас с ним разговаривали, – Минна поковыряла большим пальцем в зубах, – мне он всегда нравился.

– Не надо, – сказал Трентон, сунул руки в карманы и зашагал к двери.

– Что, прости?

– Просто не надо, – вдруг он остановился и повернулся к сестре, – подожди-ка, он коп?

– Да, а что? – теперь была очередь Минны корчить из себя недовольную.

– Тот человек… Ну, которого застрелили в доме…

Минна снова закатила глаза.

– Это просто история, Трентон, может даже это неправда. Я ведь не знаю…

– Ну, ты просто спроси, ладно? Просто узнай, когда это произошло и кого убили. Мне просто… любопытно. Узнай, пожалуйста. Для меня.

Минна вздохнула.

– Хорошо. Я спрошу. Но это было очень и очень давно. Он может и не знать.

– Он ее видел, – благоговейно прошептала Элис, – я же говорила. Он видел ее!

– Но он-то думает, что это была я, – возразила я. И засмеялась. Давно я так не веселилась!

Мартин уже отбросил коньки или нет?

Интересно, он до сих пор вертит часы на руке, когда психует, натягивает ли он носки до самых коленей, и звучит ли его смех по-прежнему?

Интересно, сохранил ли он мои письма. Наверное, сжег или разорвал. Он знает, что я могла бы сделать, если бы у меня была возможность. Он кормил меня одним враньем, фаршировал меня им, как праздничного гуся.

Интересно, он до сих пор покупает продукты в «Гристидес», и существует ли магазин до сих пор?

Я встретилась с Мартином в арбузах. Это не выражение, которое означает что-то неприличное и пошлое. Так на самом деле было. Я вообще любила прогуливаться по продуктовым магазинам, даже когда у меня не было ни цента за душой.

Мне просто нравилось, как были выложены овощи на прилавки, прямо как цацки в ювелирке: капуста, уложенная аккуратными пирамидками, соседствует с красными блестящими перчиками, ровными, как на подбор, огурцами и салатом-латуком, и все это время от времени сбрызгивается водой. В жаркие дни я заходила в магазин, наклонялась над прилавком с салатом и вдыхала его свежий запах. А вода брызгала мне на лицо и шею. И я представляла себя капустой на прилавке или цветком в оранжерее – все о тебе заботятся, а тебе ничего делать не надо.

Может, поэтому Кэролайн так любила возиться в оранжерее, может, она тоже представляла себя цветком. Или капустой.

Я видела Мартина всего пару раз. Его лицо трудно было не запомнить – широкое и плоское, глаза круглые как леденцы, как будто лицо ребенка, которого быстро растянули до состояния взрослого человека. Ростом он был почти два метра и здоровый, как бульдозер. Вот что я всегда любила в мужиках – напористость: если тебе нравится баба, подходи и начинай действовать!

В июле стояла жуткая жара, и я зашла в магазин, чтобы освежиться, посовать нос в холодильники, купить тоник и, может быть, мороженое. На прилавке в самом центре торгового зала высилась гора арбузов. Даже не гора, а пирамида, почти до потолка. Несколько арбузов были уже разрезаны. Они выставили свою сочную мякоть напоказ и как бы говорили: «Давай, попробуй меня!»

Арбузы – это воспоминание о матери. Она покупала самый большой, разрезала на пикнике во дворе церкви и раздавала детям. Они расхватывали его за секунды, а потом бегали, плевались семечками и смотрели, как птицы их хватают с земли. А еще это чувство, когда первый раз кусаешь сочную красную дольку, и сок стекает по руке до самого локтя…

Июльская жара доконала меня. Я подумала, как давно не ела арбуз и чуть не расплакалась – очень давно.

И я стала выбирать из этой кучи хороший арбуз, как моя мама делала – осматривая и простукивая каждый. Так я курсировала вокруг этой полосатой пирамиды и не заметила, как подошел Мартин. И как только я собиралась взять наиболее привлекательный арбуз, как на него легли руки Мартина.

– Этот мой, – сказала я, не убирая рук с сочной ягоды.

– Я так не думаю, – сказал он. Мартин тоже рук не убрал, так что мы стояли и сжимали один и тот же арбуз.

– Дамам принято уступать, – настаивала я.

Мартин засмеялся. У меня была слабость к красивым зубам, а у него как раз были такие.

– Я думаю, это старомодно, – заметил он.

– Ну, значит, я старомодная!

– А так не скажешь, – его глаза улыбались, – у меня идея!

– Какая?

– Может, съедим его вместе? Напополам?