Неуставняк 2

– Так щас Ваня и закроет. – Ей богу, было странно увидеть в этом уверенном в себе солдате то беспокойство, которое он сейчас проявил.

– Кто открывает – тот и закрывает! Понял?!

– Понял, – успокоил я его и потянулся к дверной ручке, но на пороге уже стоял Ваня.

Он, в свойственной только ему манере отрешённости, замер. Каждое Ванино замирание было сродни очарованию. А если он очаровывается, то его ни прошибить, ни сбить с места нельзя, можно только отодвинуть и сделать дело за него – так будет верней, надёжней, а, главное, быстрей. Если ротный вещевой склад был для меня всего лишь местом временного хранения вещей, то на него он подействовал, как на Али Бабу пещера с награбленным разбойниками золотом.

Но сдвинуть Ваню, не расплескав остатки его очарования, трудно – он, пришедший в армию из деревни подростком, за полгода учебки только-только стал юношей и когда теперь станет мужиком, который перестанет удивляться и скрывать свои потаённые чувства от других – неизвестно!

Я потянул Ваню на себя, он не поддался, тогда я протиснулся в коридор и, как бульдозер, запихнул его вовнутрь, чтобы потом закрыть дверь. От перемещения он не очнулся, а даже наоборот, окаменел. Удивительным было и то, что Шиханов, набросившийся на него со своим словесным поносом, тоже никак не мог побудить его к действию – Ваня впал в ступор.

– …Ты что, дух! – Шиханов придвинулся вплотную и, опасливо кидая взгляд на всё ещё открытую в коридор дверь, возопил: – Ты что, не слышишь?! – Он словно чего-то или кого то боялся, но не думаю, что предметом его опасений был я.

Он ударил Ваню в живот, тот слегка согнулся, крякнул и выпрямился. Теперь Ваня начал оглядываться. Кризис миновал, и он стал приходить в норму.

– Ты что, тупой?! – Я не видел выражения лица Шиханова, так как Ваня загораживал его своим телом, но думаю, что свирепость, с какой это было сказано, выступила пятнами на его лице.

Только содрогание Ваниного тела, которое с быстрой периодичностью передавало удары от груди к спине, показывало, что его сейчас бьют.

– К бою! – Вова перешёл на истошный крик. – К бою, с-суки! К бою!

Ваня рухнул, а я стоял, соображая: «Вот это он кому сейчас это говорит? Если он чуть выше и плечистей – это ещё не аргумент, чтоб положить меня “К бою!”!!!»

Конечно, я напрягся, и в душе захолодело, но я умел упираться не хуже Вани, только мне для этого ступор был не нужен.

– Чё орёшь?! Ты это кому?! – Я уже и сам орал, так как в стрессовых ситуациях тихо вести себя ещё не умел.

– Что?! – Он двинулся в мою сторону и резко остановился.

Открывшаяся дверь потянула за собой воздух и подсказала, что сейчас в неё кто-то войдёт.

– Эй, – Шиханов воровато обернулся и пнул Ваню снизу под рёбра, – быро встал!

Ваня встал моментально – что что, а на всевозможный шухер наша реакция была безупречна. Даже этот пинок в бок был излишен, так как вшитая в учебке условность[24] подняла бы Ваню до того, как старшина роты вошёл бы в дверь.

– Ну что, Вова? Я так понял, ты в кино сегодня не пойдёшь?! – Старшина отодвинул меня, как занавеску, в сторону и прошёл вовнутрь. – А этот что здесь делает?!

Ваня стоял в двух метрах от порога и, добродушно улыбаясь, демонстрировал свою лояльность к новой власти.

… Мне повезло дважды – я до армии прочитал «Бравого солдата Швейка» и потом увидел его воочию. Может, потому Ярослав Гашек и не закончил свой фолиант, что его герой, провалившись во времени, застрял рядом со мной?! В Ване, как и в его прототипе, не было ничего личного, он был настолько откровенен и изначально чист, что возмущение командиров в его присутствии превращалось в поглаживание по голове, а залёт у Дедов – в словесную вычитку прописных истин армейского неуставняка…

– Ну вы чё, блядь?! Не понимаете, чё ли?! – Старшина быстро подошёл к Ване и, схватив его за шкирку, притянул к тому месту, где стоял я. – Шиханов, я же говорил, что дальше линии стола никто заходить не должен! Ты что, издеваешься что ли?!

– Да нет, товарищ прапорщик! Я просто хотел ему стопкой выдать подменку. Что мне её самому носить что ли!?

– А хотя бы и самому! Два метра, блядь, не рассыплешься! – Лицо прапорщика побагровело, и даже тусклый свет каптёрной лампы не спрятал румянец его неудовольствия.

– Ну ладно, – не по уставу согласился Шиханов и, отсчитав, выдал нам две стопки повседневного обмундирования. – Так, отнесёте в кубрик, и пусть каждый подберёт себе по размеру. Один пусть вернётся за нательным бельём.

В кубрике уже была ярмарка. Четыре мужика, явно уже уволенные в запас, собирали тельники, а взамен разбрасывали майки или зашарпанные и линялые тельники.