Неутолимая жажда

Что я могла ему ответить? Задать вопрос, сколько он заплатил врачу за липовый диагноз? Я молча смотрела в окно, он остановил машину и обнял меня. «Прости. Я все понимаю, после того, что тебе пришлось пережить…» — «Мне нужен психиатр? — не сдержалась я. «Я люблю тебя, чего ж удивляться, что меня заботит твое здоровье? У тебя постоянные перепады настроения, и… то, как ты порезала руку… я даже не был уверен, что это случайно. Мне кажется, тебя постоянно что-то беспокоит, но ты не хочешь рассказать мне об этом. Почему?» — «Я боюсь, — сказала я, прижимаясь к нему, я и самой себе не решалась признаться, чего я боюсь на самом деле. И вновь явилась трусливая мысль: Мартин прав, я веду себя глупо. Он единственный близкий мне человек, кому же еще рассказать о своих страхах, как не ему. «Чего, милая? — растерялся он. — Чего ты боишься?» — «Я… я не знаю…»

Это все, что я смогла выдавить из себя.

«Бедная моя девочка, все эти глупости, которыми тебя пичкали с детства… выбрось их из головы. Я люблю тебя и никогда не позволю случиться ничему плохому. Никогда. Пожалуй, я сам виноват в том, что произошло. Надо прекращать все эти командировки и больше времени проводить с тобой.» — «Ты никогда не рассказываешь о своих делах…» — «Нечего особенно рассказывать. Хотел открыть фирму в Мадриде, наподобие той, что у меня в России. Но это подождет».

«Пожалуйста, Мартин, вернемся домой», — попросила я. «Я бы с радостью, но там все будет напоминать тебе о недавней трагедии. А ты и так слишком переживаешь. Давай договоримся, если ты будешь хорошо себя чувствовать, весной отправимся в Россию. А пока больше никаких отлучек, я тебя теперь и на минуту не оставлю».

Последние слова скорее звучали двусмысленно, но в тот момент я просто радовалась, что все так счастливо закончилось. А потом нашли труп еще одной девушки. Я услышала сообщение в новостях, картинка на экране: белый фургон, в котором девушка путешествовала, — в нем ее и обнаружили. У меня не было сомнений, что я уже видела его. Возле нашего дома. Ночью, всего три дня назад.

Ночь была теплой, и Мартин оставил окно открытым. Я проснулась после двенадцати, а потом не могла уснуть, прислушиваясь к дыханию мужа. И тут мне почудился чей-то смех. Я подошла к окну и увидела возле двери дома, выходящей в сад, отца Мартина. Он шел в обнимку с девушкой, это она смеялась. Возле ворот в тени деревьев стоял белый фургон. Отец Мартина со своей гостьей вошел в дом, но из гостиной не доносилось ни звука, и шагов на лестнице я не слышала, так что вряд ли они поднялись в его спальню. Довольно странно. Может, они сидели тихо, как мыши, но мне показалось, девушка пьяна, а в таком состоянии человек обычно говорит довольно громко. «Если только они не в подвале», — подумала я. Совершенная нелепица, хотя там винный погреб. Появление отца Мартина в доме под руку с девицей очень удивило. Я не знала доподлинно о его отношениях с Серафимой, но никаких знакомых девушек у него точно не было. Что ж, он еще довольно молодой мужчина, выглядит прекрасно… и это после нескольких лет, проведенных в инвалидной коляске… О многом я думала в ту ночь, вытянувшись в своей постели. Начинало светать, Когда я услышала шум двигателя. Подошла к окну, фургона уже не было. Значит, девушка уехала. А потом я увидела сюжет в новостях. И снова жуткие подробности о пытках, которые пришлось Перенести жертве… В темноте я не видела лица девушки, я даже толком ничего не могла сказать о росте или цвете волос, и белых фургонов в стране Немало, но… Мысль о том, что несчастная была в доме, не оставляла. Улучив момент, я спустилась в подвал, прошлась вдоль длинных, во всю стену, Полок, ощупывая каменную кладку. За этим занятием меня и застал Мартин. «Хочешь выбрать вина к обеду?» — весело спросил он, но в глубине его глаз я уловила настороженность. И тут же запретила себе думать об этом. И о том, что видела его отца в компании девушки. О белом фургоне у ворот я даже заговаривать не стала. Не только потому, что понимала всю бессмысленность подобных разговоров: Мартин, конечно, первым делом спросит, а не привиделось ли мне все это, и вновь припомнит испытания, выпавшие мне в России. Я боялась, боялась — по его глазам, жестам, интонации — понять, что это правда. Я загоняла поглубже свои страхи, но они каждую ночь возвращались, и дни были мучительны в ожидании ночи.

Надо сказать, после сообщения по телевизору в семействе несколько дней ощущалось напряжение. Отец Мартина был весел, разговорчив, а вот сам Мартин и Серафима, напротив, казались чем-то недовольными. Отец Мартина, безусловно, это видел, но то ли не обращал внимания, то ли нарочно поддразнивал их. Постепенно некое противостояние сошло на нет, что мои страхи отнюдь не уменьшило.