Неужели я умру?

— Мы ехали в машине ночью и под несмолкаемые удары дождя по крыше, беседовали о ближайших планах на будущее. Затем она сделала паузу и в сопровождении глубокого дыхания решила открыться мне:

— Дорогой, вскоре ты познакомишься с новым человеком, который полюбит тебя так же сильно, как и я.

Я сделал глупое, недоумевающее лицо. Она, недолго наматывая веретено интриги, с кроткой улыбкой прошептала:

— Ты будешь папой…

Месье Деданж открывал для меня новую дверь, которая вела в комнату, где обитало страдание. Оно давно поселилось здесь, и как бы художник ни запирал его новыми замками, какие бы засовы ни создавал — они обреченно разбивались в клочья от ударов прошлого. С каждым шагом его рассказа становилось все страшнее идти дальше.

— Яркий свет разбивается на миллиарды частиц… Тонкая ткань реальности рвется и сквозь нее просачивается ослепительный луч. Я приближаюсь к нему. Обернувшись назад, вижу себя на операционном столе, облепленным суетливыми врачами, которые в отчаянии хватаются за тонкий волосок моего существования. Крепкое спокойствие. Легкость пронизывает тело, и я начинаю подниматься вверх, отдаляясь от больничных декораций. На горизонте открывается мост, ведущий в новый мир. Впервые я столь уверенно готов окунуться в суть мистических, религиозных событий. Не оборачиваясь, шаг за шагом, я осознаю, что покидаю пределы жизни под фанфары необъяснимого шума. Назад дороги нет. Земля под ногами мягкая, словно хлопок. Слышен детский смех и пение птиц. Краски ярче. Воздух обжигающе свеж. Откуда я знаю, куда идти? Впереди появляются фигуры двух пожилых людей. Я знаю их, хотя никогда прежде не видел. Они приветливо произносят слова на необычном языке, но я их понимаю. Это мои дедушка и бабушка. Они берут меня за руки и провожают до туннеля, который тянется от земли к облакам. Фигура женщины в белом машет мне издалека рукой. Дедушка говорит, что ее зовут Мортем и что дальше она будет сопровождать мой путь. Я крепко обнимаю стариков и собираюсь встретиться с незнакомкой. Но вдруг получаю удар в сердце, ноги подкашиваются. Второй удар — я падаю на землю. Третий удар — голос говорит мне: «Еще рано, тебя ждет жизнь после жизни». Незнакомка бросается ко мне на помощь. Но с каждым ее шагом меня одолевает неописуемый страх. Мортем в бешенстве выкрикивает мое имя. Ярость, которую она извергает, окрашивает небо в красный свет. Кровавые корни пронизывают пушистую траву. Огонь уничтожает живописный мир. Она хватает меня за глотку и шипящими словами вгрызается в ухо: «Тебе не убежать…» Картинка сужается, занавес задергивается, я проваливаюсь в мир людей.

Месье Деданж, остановился, чтобы перевести дух и пролить свет на очередную темную комнату своего прошлого. Я дрожал, опасаясь смотреть в глаза собеседнику. Выдержит ли сознание столь безжалостный страх? Разум кричал «хватит», сердце молило набраться сил.

— Я очнулся в окружении озадаченных врачей, которые непрерывно что-то черкали карандашом по бумаге. Безразличный, непоколебимый сигнал свидетельствовал о том, что мое сердце бьется. Затем перед глазами появился очкарик, принявшийся дразнить мои глаза фонариком. Он выплеснул череду тупых вопросов: как меня зовут, какой сейчас год и где я нахожусь. Я спросил, где моя жена, но врач лишь опустил голову. Я посчитал, что если добавлю слово «ублюдок», это вытянет из него ответ. Безуспешно. Поток ненависти хлестал из моих уст, обрушиваясь на ни в чем не повинных врачей. Желание задушить молчуна разбилось после осознания мысли, что моих рук нет. Я закричал нечеловеческим голосом. Мое буйство накрыли три персоны, вонзив в меня дозу убаюкивающего.

Месье Деданж изменил тон на безжизненно-холодный. Смотря в пол из уголков своих глаз, не моргая, еле дыша. Он был опустошен, но отважно продолжал свой рассказ.

— Авария. В нас врезался уснувший водитель. Машину выбило с моста прямиком в хегринское озеро. Любимая погибла от удара. Машину сжало так сильно, что железо безжалостно перекусило мои руки. Я пережил четыре минуты клинической смерти, а затем решил выйти в отпуск на два месяца пребывания в коме. Похороны жены состоялись без моего участия, а я лишь потом увидел безликую плиту с высеченным именем супруги, до последнего считая, что это иллюзия. Я превратился не в физически ограниченного, а в душевного калеку. Даже попытка суицида была обречена на провал. Полысевший сорокалетний импотент назначил мне курс реабилитации, чтобы хоть как-то заткнуть мое несмолкаемое нытье. Я считал дни безразличия…

— Как вам удалось преодолеть все это? — пребывая в глубоком шоке, спросил я.