Неужели я умру?

Я обнял ее, ощущая всем телом теплую дрожь от переполнявшего сердце чувства. Вмиг я увидел красочные отрывки из будущего. Передо мной она, Гелна — моя вторая половина: понимающая жена, заботливая мать, хранитель семейных ценностей. Внутри все переворачивалось. «Чего же ты медлишь? Вот этот самый час соединить крепкими узами ваши сердца». Но что-то тяготило меня, не давая действовать. Намерение раскрывало губы, но сомнение превращало в воздух выпускаемые слова. Душа боролась с разумом. В сознании нависла боязнь будущего: «Я не хочу причинить ей боль». Голос Вестоса, которого я так жаждал, вдруг с призывом произнес:

— Шаду, время жить здесь и сейчас, прошлого и будущего нет. В твоих руках истинное счастье. Не порождай сомнений, препятствующих на пути к нему. Выпусти свет души своей, дай жизни вдохнуть в вас бессмертную любовь. Ты искал смысл своего второго шанса, и сквозь испытания ты узрел его. Выбор в твоих руках…

Мои губы дрожали, сухость сковывала горло. Несмотря на это, внутренние силы наполняли меня. Я верил очередному наставлению своего внутреннего голоса. Живем один раз в неведении своего последнего часа, и это делает нас порой неблагодарными, как будто жизнь — наш должник. Страшно проживать «второй шанс», зная день своей смерти, но ты понимаешь, как же глупо бесцельно существовать, медлить в сомнениях, бояться рисковать. Повернувшись к ней лицом, я обнял ее талию. Она застенчиво улыбалась, всматриваясь в неподвижность моих глаз.

— Гелна, любимая моя. Когда-то, в тяжелое мгновение, я пришел на эту крышу и попросил у жизни прощения. Я корил себя за свое безразличие, бездействие, безответственность! Я исповедовался этим звездным небесам, сияющему городу, и прохладный ветер приносил мне успокоение. Я стал слышать свой внутренний голос, смотреть глазами добродетели на мир и благодаря тебе, чувствовать любовь…

Ее глаза наполнились слезами. Я продолжал:

— Я хочу быть с тобой до последнего своего вздоха, созидать вместе прекрасное и созерцать созданное! Будь хранителем моего сердца, а мне позволь быть твоей крепостью. И даже если мне суждено будет прожить не много, я клянусь подарить тебе всего себя! Всю свою жизнь мужчина ищет прекрасное, хрупкое создание, которое способно сделать его самым сильным. Так вот я нашел тебя и прошу тебя стать моей женой.

— Тогда в тюрьме… — тихонько начала она. — Я увидела твой страх перед будущим. Ты был вне себя, говорил несвязно, будто бы знал день своей смерти…

Я вздрогнул, но не подал вида. Гелна продолжала:

— Мы не знаем, когда судьба прервет нашу хрупкую линию. Ведь ты однажды не дал ей этого сделать со мной, в ту минуту, когда я уже смирилась с неизбежной гибелью. Я готова была променять годы на минуты наших встреч все в той же тюрьме — именно тогда я осознала ценность времени с любимым человеком. Осознание подобных минут и есть жизнь. Так вот что я тебе скажу, Шаду: лучше минута жизни, чем сто лет существования!

Ее глаза распахнулись и отразили в себе всю внутреннюю любовь, которая выплеснулась в словах:

— Я согласна…

Всю ночь мы провели на крыше в объятиях, наблюдая, как небосвод сменяет темные одеяния на хрустально-лазурные тона, принося утреннюю прохладу и новые надежды. Когда встречаешь рассвет, то наполняешься необъяснимым чувством уверенности. Это не просто суеверие. Ты как будто берешь нечто доброе за руку, и оно заботливо провожает тебя по безопасному пути до конца дня, даруя светлые мысли и мечты. Наблюдая за чудом, созданным Всевышним, я благодарил его за самую счастливую ночь в моей жизни.

Глава 31

Уединившись в своей комнатушке, я стоял перед зеркалом и шепотом повторял слова, которые предназначались для моих родителей. Возможно, они догадывались о том, что я задумал. Наверное, меня выдала радостная интрига в голосе, когда я решил собрать всех близких под предлогом праздничного ужина. Это очень волнительно и в то же время приятно — предвкушать момент открывания зрителям занавеса, за которым прячется твой вечный спутник. Благословение родителей, наверное, это некая приятная формальность, сопровождающаяся искренними слезами матери и переполняющей гордостью отца, которые дают согласие небесам поставить печать на разрешение соединить два сердца. Именно этот шаг знаменует для родителей новый этап жизни, вызывающий в хорошем смысле небольшую грусть и воспоминания о былой молодости.

Мистер Чегони явился с опозданием в непривычном для всех образе. Он был облачён в консервативный благородного тона костюм и как никогда опрятен с идеальной гладкостью щек, сменившей клочкообразную небритость. Приветливо улыбался, шутил, хрипло смеялся — просто радовался. Месье Деданж знал о нем немного больше всех остальных.