Неведомые поля (сборник)

– Господи, — сказал он, — хорош я буду, явившись туда с изжеванным языком.

– Скажи им, что порезался во время бритья, — посоветовал Фаррелл. — Или что целовался взасос с собакой Баскервиллей. Всего хорошего.

Пирс-Харлоу покорно кивнул:

– Я только манатки сзади возьму.

Он привстал и скользнул мимо Фаррелла, обернувшегося, чтобы проследить за его перемещениями. Юноша подобрал свой свитер и принялся неторопливо рыться в вещах, отыскивая настоящую греческую рыбацкую шапочку и карманное стерео. Фаррелл, нагнувшийся за бумажником, услышал внезапный, приятно глухой металлический звук и выпрямился, вскрикнув совсем как трансмиссия Мадам Шуман-Хейнк.

– Извините, — сказал юноша, — это ведь ваша мандолина, да? Мне очень жаль.

Фаррелл передал Пирсу-Харлоу его рюкзачок, и молодой человек, сдвинув дверь, спустился на одну ступеньку, затем остановился и оглянулся на Фаррелла.

– Ладно, большое спасибо, что подвезли, очень вам благодарен. И доброго вам дня, хорошо?

Фаррелл, беспомощно дивясь, помотал головой.

– Послушай, и часто ты это проделываешь? Я не из праздного любопытства спрашиваю.

– Ну, я не зарабатываю таким образом на жизнь, если вы об этом, — Пирс-Харлоу вполне мог быть игроком университетской команды по гольфу, защищающим свой любительский статус. — На самом деле, это скорее хобби. Знаете, как некоторые увлекаются подводной фотографией. Я получаю удовольствие, вот и все.

– Ты даже не знаешь, как это делается, — сказал Фаррелл. — Что следует говорить, и того не знаешь. Если ты будешь продолжать в том же духе, тебя кто-нибудь попросту пристукнет.

Пирс-Харлоу пожал плечами.

– Я получаю удовольствие. Видели бы вы, какие лица делаются у людей, когда до них начинает доходить. В общем-то, это затягивает, как наркотик — смотришь на них и знаешь, что ты вовсе не тот, за кого они тебя принимают. Что-то вроде Зорро, понимаете?

Он спрыгнул на панель и обернулся, чтобы одарить Фаррелла улыбкой, полной нежных воспоминаний — такой, как будто когда-то, давным-давно, в стране, где говорят на совсем чужом языке, им выпало вместе пережить приключение. Он сказал:

– Вам бы тоже стоило попробывать. Да, собственно, вы уже почти проделали это, вот только что. Так что осторожнее, мистер Фаррелл.

Он аккуратно задвинул дверцу и неторопливо пошел к клинике. Фаррелл завел Мадам Шуман-Хейнк и осторожно втиснулся в поток машин, идущих из пригородов Сан-Франциско, уже густеющий, хотя для него, по воспоминаниям Фаррелла, было еще рановато. Впрочем, что ты можешь знать? В ту пору всякий, кто жил на белом свете, селился на Парнелл-стрит и спал до полудня.Чего бы там ни волокла под своим днищем Мадам Шуман-Хейнк, решил он, пусть подождет, пока он доберется до Бена, — вместе с размышлениями о событиях последнего получаса. Кожу коробило от засохшего пота, и каждый удар сердца гулко отдавался в голове. В фольксвагене пахло ногами, одеялами и остывшей едой из китайского ресторана.

Катя по Гульд-авеню на север – куда, к дьяволу, провалился Тупичок? Не могли же его снести, мы все там играли, видать, пропустил

– он, хоть и с некоторой опаской, позволил себе углубиться в тему зеленого автомобиля. Тогда, в тот миг, его разум — ретиво удиравший из города, не оставив нового адреса, предоставив старым олухам, рефлексам и нервам, в очередной раз расплачиваться по счетам и залогам — разум его зарегистрировал лишь огромный шлем на водителе, красивый игрушечный – игрушечный?

– меч в руках у чернокожего и женщину, одетую в одни золотые цепочки. Но на черном парне было какое-то подобие мантии — меховой кивер?И на заднем сиденьи, когда старая развалюха уносилась прочь, мелькнули сваленные кучей бархатные плащи, жесткие белые брыжи и похожие на костры в тумане плюмажи. Чего тут думать — просто-напросто рекламный фургон, «Добро пожаловать в Авиценну». А эта, в цепях, надо думать, из Исконных Дочерей.Гульд-авеню улица длинная, протянувшаяся с одного конца Авиценны почти до другого, отделяя студенческий городок и холмы за ним от горячих черных равнин. Фаррелл ехал по ней и автомобильные кладбища сменялись лавками старьевщиков, а лавки зданиями оффисов и универсальными магазинами – черт, тут же был отличный старый рыбный базар, он-то куда запропастился?