Неведомые земли. Том 1

Согласно другим новым толкованиям вопроса о Тартесе, которые, однако, представляются малоубедительными, древняя торговая метрополия находилась возле Севильи[38] или возле Уэльвы,[39] которая теперь используется как порт для экспорта металла из района Рио-Тинто. К северо-западу от этого порта и теперь еще есть небольшой населенный пункт, носящий название Тарсис.

Герман выдвинул единственное в своем роде предположение, утверждая даже, будто Тартес находился у временного озера Шотт-Джерид за Тунисом. Однако эта странная идея,[40] которой он настойчиво придерживается, никем больше не разделяется. Прежде всего Герман упускает из виду данные исследований доисторического периода, неопровержимо доказывающие, какое исключительное значение имела юго-западная часть Испании и весь район Гвадалквивира для культуры Средиземноморья уже во второй половине III тысячелетия до н.э. Несомненно, что Тартес мог находиться только в устье Гвадалквивира, тем более что сам Гвадалквивир (Бетис древних) неоднократно фигурировал под названием реки Тартес.[41]

Те места, о которых эллины раньше знали лишь по искаженным и расцвеченным вымыслами сообщениям финикийских моряков, они благодаря путешествию Колея увидели собственными глазами и оценили сами. Из своей непредвиденной счастливой поездки Колей якобы привез 30 ц. серебра, которое на юге Испании ценилось невысоко.[42] Десятая часть его торговой прибыли составляла 6 талантов. Первым греком, привезшим британское олово, Плиний в приведенном отрывке называет неизвестного Мидакрита. По предположению Мюлленгофа,[43] Плиний переделал имя Мидакрит из Melikartes-Melkart, и приведенная цитата означает лишь, что финикияне первые привезли олово. Это предположение смело, но не лишено вероятности. Выдвинутое недавно английским исследователем[44] положение, что, возможно, «какой-то греческий путешественник Мидакритий в поисках олова до 500 г. до н.э. достиг Британии или Корнуэлла», автор считает [80] ошибочным. Такое предположение ничем не обосновано. Более убедительна догадка Шультена, что Мидакрит (кстати, он мог зваться только Мидокрит), «возможно, было именем фокейского моряка, который первый привез олово из Тартеса».[45] Впрочем, эта проблема для нашего исследования не имеет значения.

Несущественны также возражения против описания путешествия Колея, сделанного Геродотом. Они сводятся к тому, что моряк, отправившийся в Египет и попавший в шторм в восточной части Средиземного моря, возле острова Платея, близ Кирены, якобы не мог быть отнесен бурей в океан. С этим, несомненно, можно согласиться, но было бы неправильно пытаться рассчитать, куда именно мог быть отнесен Колей, и делать отсюда вывод, что там-то и находился Тартес. Именно такая попытка была недавно сделана Германом.[46] Нетрудно догадаться, как появляются подобные версии исторических сообщений: либо это толкование географического открытия возникло в последующие столетия, либо сам Колей привел такое объяснение, чтобы скрыть преднамеренный характер своего путешествия. Побудительные мотивы, по существу, никакого значения не имеют. Важен лишь самый факт путешествия.

Вполне можно допустить, что Колей с самого начала поставил перед собой цель попасть в Тартес. Это подтверждается приведенными недавно убедительными доказательствами, что Колей был не первым греком, достигшим Тартеса, а лишь первым из тех, имена которых стали нам известны. Испанец Гарсия Беллидо в своем весьма основательном исследовании, опирающемся на археологические данные, довольно убедительно доказал, что греки еще задолго до Колея установили связь с испанским «раем металлов». Этот исследователь приходит к достойному внимания выводу.

«Установлено с неопровержимой ясностью, что греки поддерживали торговые связи с далекими западными странами по крайней мере с первой половины VIII в. до н.э.».[47]

Мейер в своем весьма обоснованном и глубоком исследовании этого вопроса присоединяется к точке зрения испанского ученого и заявляет по поводу плавания Колея: «По нашему мнению, это было лишь одно, возможно наиболее успешное, из многочисленных плаваний в Тартес в течение VII в., в которых участвовали фокейцы, родосцы, халкидяне, самосцы и другие греки».[48]

Колея могли представить Геродоту как первооткрывателя Тартеса для греческого мира из местного самосского патриотизма. Возможно также, что Колею легенда приписала подвиги, совершенные несколькими греческими мореходами. Здесь дело могло обстоять так же, как при путешествиях [81] в IX в. н.э. в страну Биарму, где также первооткрывателем был представлен только один человек, норманн Отер, хотя он прибыл туда по давно открытым морским путям (см. гл. 93).