Неведомые земли. Том 4

Диаш открыл вход в Индийский океан и осознал это открытие. Можно догадаться, что это было для него сильным стимулом к продолжению плавания, чтобы попасть в Индию. Но для столь крупного предприятия на кораблях не хватало припасов. Если бы даже экипаж не оказывал сопротивления, сам Диаш не мог бы пойти на продолжение плавания. С тяжелым сердцем он повернул назад. Ведь пишет же Галвану, что «подобно Моисею, он видел Землю Обетованную… но не вошел в нее»[1411]. Несмотря на свое блестящее открытие, Диаш вряд ли мог рассчитывать, что ему доверят возглавлять новую экспедицию, с тем чтобы привести португальские корабли в Индию. Ведь португальские короли придерживались правила по возможности назначать для каждой экспедиции нового начальника. Отклонения от этого правила наблюдались только в единичных случаях (Триштан Ваш, Кадамосто, Диогу Кан).

Действительно ли Диаш первоначально назвал мыс Доброй Надежды мысом Бурь и только король позднее изменил это название, теперь уже нельзя проверить. Сам по себе рассказ Барруша, разумеется, не вызывает сомнений. Тем не менее в заметке, сделанной, видимо, рукой Варфоломея Колумба, одного из свидетелей возвращения экспедиций, подчеркивается, что Диаш сам придумал знаменитое название для своего мыса. Итак, возможно, что рассказ Барруша, как предполагает Равенстейн, был навеян преданием[1412]. Правда, Райнальда[1413], например, изображает ход событий томно так же, как Барруш. А в общем не важно, кто придумал привычное для нас название, — Диаш или король.

Не совсем ясно, как надо понимать вставку Варфоломея Колумба: «При всем этом я сам присутствовал». Возможно, что Варфоломей был участником экспедиции Диаша, как об этом ясно сообщает Лас-Касас[1414], Однако вставку об обратном пути Диаша и передаче королю карты с вновь открытыми берегами можно истолковать и так: брат великого Колумба присутствовал только при возвращении Диаша и передаче карты. Но и это свидетельство имеет достаточно важное значение, поскольку благодаря ему можно с точностью установить время возвращения экспедиции — декабрь 1488 г. Итак, сомнения Пешеля в правильности этой даты оказались несостоятельными[1415]. Пешель заявил, что Варфоломей, согласно его собственному свидетельству[1416], 13 февраля 1488 г. был занят изготовлением глобуса для английского короля Генриха VII в Лондоне, где он и жил до 1493 г. Поэтому он не мог присутствовать при возвращении Диаша в декабре 1488 г. Но Пешель забыл об одном неоднократно упоминавшемся нами факте, а именно о странном летосчислении той эпохи. «Февраль 1488 г.» для англичан наступал на 2 месяца позже нашего декабря и соответствовал февралю 1489 г.[1417] Поэтому вполне возможно, что Варфоломей Колумб возвратился в Португалию вместе с Диашем в декабре 1488 г., а через два месяца уже работал в Лондоне. Маньяги безоговорочно датирует возвращение Диаша 2 декабря 1188 г.[1418], и это, вероятно, правильно. Флорентийское летосчисление, при котором новый год начинался с 25 марта, продержалось в Англии до 1752 г. Поэтому можно считать несомненным, что свидетельство Варфоломея Колумба относится именно к февралю 1489 г. но нашему летосчислению.

Гораздо больше возражений вызывает сообщение того же Варфоломея Колумба, будто южная оконечность Африки находится под 45° ю. ш. Но и здесь не может быть сомнения в добросовестности Варфоломея. Ведь сам Диаш мог сообщить при возвращении, что мыс Доброй Надежды, «как было установлено при помощи астролябии, лежит под 45° ю. ш.». В действительности этот мыс находится под 34°21' ю. ш. Судя по этому, португальцы в то время еще не слишком искусно обращались с астролябией. Такой вывод напрашивается и из других фактов. Ведь Бехайм, учитель португальцев, сам, кажется, весьма слабо владел этим искусством, хотя и называл себя учеником великого Региомонтана изобретателя астролябии[1419]. На своем глобусе Мартин изобразил реку Конго (хотя, несомненно, сам производил на месте необходимые измерения) впадающей в океан у южного тропика. Между тем на самом деле устье Конго находится пол 6° ю. ш. Следовательно, Бехайм ошибся при измерения на целых 16–17°! Пешель в связи с этим дал весьма нелестный отзыв о способностях Бехайма как навигатора и космографа[1420]. В те времена такие грубые ошибки в определении широт были не редки. С искусством навигации и надежной ориентировкой в море на исходе XV в., как правило, дело обстояло плохо. Колумб составлял исключение в этом отношении и считался у своих современников «почти оракулом и разгадчиком тайн океана»[1421]. Очень характерно, что Америго Веспуччи, описывая свое третье плавание, так отзывается о познаниях своих товарищей в кораблевождении: «Не было, навигатора и кормчего, который на протяжении 500 лиг [3000 км] мог бы дать точные сведения, где именно мы находились… они не знали ничего даже о тех местах, куда часто плавали».