Неведомый

– Боги ничего не дают просто так. Вместо Якоба с тобой говорил его гнев. У него доброе сердце – такое же было и у Норвола, – но железная воля. Этот мальчик переступит через свою жалость и заберет все, что принадлежит ему по праву. Будь ты на его месте, ты бы сделала то же самое.

– Будь я на его месте, – ядовито проговорила Рунд, – я бы не пряталась под юбкой Дамадара семнадцать лет, а отомстила за свою семью, как только научилась крепко держать меч.

Морщинистое лицо Нандо снова пришло в движение – на этот раз Нандо не улыбнулась, а скривилась, словно услышала несусветную глупость.

– Семнадцать лет… Большой срок по человеческим меркам. Для меня эти годы стали мгновением – черным, горьким, как уголь. В ту ночь пал не только Горт – все боги оказались заточены в Изнанке. И только человеческая кровь могла сорвать с них печати. Но не раньше, чем зацветет черное древо. Ты думаешь, – Нандо снова протянула руку, и на этот раз Рунд увидела на ее ладони осколок горного хрусталя, – что все происходит впервые. Но мы, чероги, видели подобное не раз. Мир многогранен, но тем не менее един, как этот камень. Абнер, маленький король, тоже получил свое предсказание. Он знает о нем – о неведомом с зелеными глазами, который придет за его сердцем. А теперь о нем знаешь и ты.

– Почему ты добра ко мне?

– Это не доброта. – Нандо поправила тяжелый пояс из медных медальонов и отбросила на спину длинные пряди. Мелкие монеты и бусины тихо зазвенели. – Это жалость. Я прожила столько времени и пережила стольких королей, что научилась смотреть на добро и зло не так, как другие. Ты вспомнишь мои слова. Возможно, даже скорее, чем думаешь.

– Я ненавижу их всех. И себя тоже. – Рунд посмотрела на обезображенные руки. Песни Нандо остановили кровь, запечатали боль, но шрамы останутся навсегда. И не только на теле. – Я хочу, чтобы они все пали. Тацианцы, уводящие в плен детей. Трясучка, так легко их отдающий. Твой князь, который собирается утопить всех в крови.

– Он не мой князь. – Нандо криво улыбнулась. – У черог нет королей, князей и императоров. Над нами стоят только боги – и лишь им мы подчиняемся. Наша поступь – это поступь богов. Послушай меня, девочка. – Нандо наклонилась и коснулась щеки Рунд шершавыми пальцами. – Мир не состоит из одной только боли. Те, кого предали, конечно, думают иначе.

– А ты сама видела хоть что-то, кроме горя?

На вопрос Рунд вместо Нандо ответил скрип решетки. В коридоре загорелись огни – факелы в руках горцев. Впереди шагал Горик – он первым вошел в пещеру. Нандо тут же поднялась на ноги, резко, словно сидеть и говорить с Рунд было запрещено. Свечи погасли, хотя Рунд не видела, чтобы ведьма притрагивалась к какому-либо фитилю. Взгляд Горика метнулся сначала к Нандо, потом отыскал Рунд, и мужчина кивнул.

– Пора.

Рунд вывели в коридор, и она тут же очутилась в толпе одетых в кожу и меха людей. Все они направлялись прочь, во тьму, по извилистой горной кишке – узкая цепочка огней, которые несли мужчины, женщины и дети.

– Здесь проходит тропа наружу, – пояснила Нандо Рунд и подтолкнула ее в спину. – К Веребуру.

Цепь оказалась в руках у идуна, который чуть раньше отпер решетку в камеру Бёва. Заглянув туда, он сморщил разукрашенное киноварью лицо и оставил замок незакрытым болтаться в петлях. Рунд сглотнула. Пусть Бёв предал ее, ему она была обязана многим. В первую очередь – верой в себя. Оставлять его тело здесь, в сырой, пропахшей дерьмом тьме, казалось худшим из предательств.

«Дурная кровь».

Рунд трясло. От гнева, боли, но больше – от страха. Хотя зачем ей дальше жить, она тоже не представляла. Тита убили – пусть не ее руки, чужие, но отца больше нет. Месть, сладкая в мечтах, оказалась на поверку горше полыни. Почему-то сейчас, когда его не стало, в голову лезли самые лучшие воспоминания. О том, как он сам, никому не доверяя, заплетал ей в детстве тугие косы. О том, как приносил собранную в лесу землянику. И взгляд его, прежде оставшийся в памяти злым, холодным, теперь почему-то потеплел…

Идун дернул за звенья, приказывая идти, и Рунд послушно сделала пару шагов. Холодный камень целовал ноги сквозь прохудившиеся подметки, и Рунд медлила, едва переставляя ноги.

– Что такое? – Идун окинул ее недовольным взглядом. – Что, девка, не можешь идти?

– Все в порядке, – отозвалась Рунд. Пошевелила пальцами, чтобы ноги чуть согрелись, и побрела дальше.

Смерть насмешливо дышала ей в затылок.

✦✦✦✦

Говорливая пуща шумела. Ветер гулял между голыми стволами, и молодая листва трепетала от встречи с ним. Веребур начинался здесь: деревья перетекали с холма на холм, устремляясь в Килик. Казалось, что древесное море, вздыбив волны, навеки застыло по эту сторону горной гряды. Рунд слышала, что крепость рода Акорна – самая древняя в Лютых землях. Даже старше вороньего гнезда. Люди жили здесь с тех пор, как отыскали новый берег, приплыв с далеких островов. Великаньи пики защищали их вместе с магией черог – вдали от Воющей пустоши ведьмы были не так сильны, но преодолеть горы без их позволения не мог никто.