Неведомый

Сказав это, Рунд спрятала лезвие ножа и засунула его в карман. И после, уже не глядя на Тита, двинулась дальше. Брошенный сапог остался валяться в траве, и костер угасал, унося с собой остатки тепла.

Точно так же Рунд уносила с собой последнюю надежду Тита.

– Что? Ты бросишь меня здесь умирать? Я знаю, как хороша на вкус месть. Я знаю! Рунд! Вернись, помоги мне! За тобой долг. Ты должна была умереть много лет назад, а я спас тебя!

Тит кричал снова и снова. Он с трудом повернул голову и мог видеть, как щуплая фигура растворяется в лесном полумраке. Когда силы его покинули, Тит замолчал и снова лег на меха. Утро грозилось морозом и вьюгой. Снежинки кружились все быстрее и быстрее, унося сознание Тита в круговорот.

Рунд ни разу не обернулась.

Глава 21 Рожденные свободными

лова Тита стреножили Рунд, и она едва переставляла ноги. Лес шумел и насмехался над ней. За каждым стволом ей мерещились тени – множество призраков, поджидавших ее в Митриме. И сейчас они кружили, как стервятники, не решаясь напасть.

Шим, разделанный на алтарном камне, виднелся в просвете между деревьями. Тянул к ней бледные мертвые руки, желая схватить, скрутить, утащить с собой в Изнанку.

Рядом с ним стоял на коленях Бёв – жалкое подобие того парня, которого когда-то знала Рунд. Он мог бы позвать ее по имени, если бы у него не отняли язык. Но Бёв продолжал раскачиваться и завывать, уговаривая не уходить, остаться с ним.

Здесь, в Митриме. Навеки.

Леда, чья жизнь оборвалась напрасно и слишком рано, – девушка появилась рядом с высоким буком и скорбно смотрела на Рунд, которая пыталась убежать от самой себя. Самый тяжелый и самый безнадежный бег. В руках Леда держала ребенка – мальчика-полукровку, обреченного на смерть много месяцев назад. Его бы убили рано или поздно – никто не позволил бы шагать по земле поганой крови.

И все же приговор ему вынесла именно Рунд.

Гонимая тенями и призрачными воспоминаниями, она долго кружила на одном месте. Ей хотелось кричать, но воздух, который Рунд жадно хватала ртом, сжимал горло. Встревоженно каркали вороны, хлюпала вода в прохудившихся сапогах. Рунд потеряла плащ – он, запутавшись в колючках, остался висеть на одном из кустарников. Дорога, которую Рунд проложила для себя, исчезла. И будущее, казавшееся таким счастливым и полным надежд, лопнуло, стерлось, сгорело.

«Ты должна была умереть много лет назад. А я тебя спас».

Слова Тита снова нагнали ее. Теперь они всегда будут с ней, куда бы Рунд ни отправилась. Призраки, обступившие Рунд, тоже услышали их и засмеялись – все разом. Она бросилась прочь, не помня себя от страха. Да, он никуда не делся. Дождался своего часа и теперь пускал яд по венам. Сердце стучало так громко, что, казалось, могло перебудить всех окрестных птиц.

Призраки не отставали и мелькали в полумраке, сводя с ума.

Но больше всего страданий причиняла пустая глазница.

Она пылала, словно все это время выращивала здоровый глаз, который теперь пытался прорваться сквозь шрамы и показать миру настоящее лицо Рунд. Тит ослепил ее, полукровку, чтобы никто не узнал правду. Ловко придумал, но лучше бы покончил с ней тогда, среди крови и дыма. За это Рунд была бы ему благодарна.

Толстый старый бук подставил ей под ноги торчащий из-под земли корень, и Рунд растянулась на листве. Она больно ударилась подбородком, и кровь из прокушенного языка наполнила рот. Рунд хотела подняться, ей даже показалось, что она встала и мчится дальше, оставляя позади Митрим, никому не нужную правду, Тита, умирающего в сердце пущи, – все, что она желала бы никогда не знать. Однако на самом деле Рунд, выбившись из сил, лежала, вдыхая сырой запах влажной земли. И хотела только одного – скорой смерти.

Поздний снег припорошил гнилую прошлогоднюю траву – пушистый, легкий, нежеланный. Лишний. Такой же, как Рунд. Холод вцепился в дрожащее тело, сдавил, и Рунд решила лежать до тех пор, пока не умрет. Пусть вьюга заметет ее, а волки растащат по норам мясо, сорванное с костей. Рунд облизала губы, и земляной привкус осел на языке. Боги молчали, не желая с ней разговаривать.

«Я ваше дитя. Во мне течет ваша дерьмовая кровь. И теперь, когда я об этом знаю, вы впервые заткнули свои паскудные рты».

Боги молчали, но Митрим оживал. Рунд могла поклясться, что слышит тихое дыхание пробуждающейся земли. Журчание Неста, едва различимые шаги зверей, возвращающихся к Горту. Шегеш залечивал свои раны. Рунд хотела бы обладать силой, способной затянуть ее собственные – но они были слишком глубоки. И ни одной магии не под силу с ними справиться.