Блуд вздохнул: счастливая, и спит, что дите малое, и снов не помнит… А его самого не сморит никак, все думы мучают, оттого и не спится. Правда, Орина говорит, что муж слишком много ест и пьет, потому набитый живот и не дает спать. Блуд, слыша такие слова, фыркал, точно рассерженный кот. Кто б говорил, а боярыня молчала, словно сама мало ест? Вон вечор съела полгуся, похрустела огурчиком, умяла с десяток шанежек, каждая с малое блюдо размером, запила все сбитнем и полакомилась орехами в меду. И это уже после большого ужина, что был со всеми вместе в трапезной! А он? И четверти того не съел даже за общим столом. Но Орина спит себе, повернувшись на бок, только видно, как вздымается ее немалая грудь, да слышно бурчание в животе.
Раздосадованный Блуд отвернулся на другой бок, чтоб не видеть крупного тела своей супруги, и попытался думать о чем-нибудь хорошем. Например, как совсем скоро прибудет гонец от Ярослава, и Блуд сможет наконец уехать из этого непокорного Ростова. Куда? Снова нахлынули ненужные мысли и воспоминания. Не в силах заснуть, боярин еще долго лежал с открытыми глазами, наблюдая, как лунный свет меняет свои очертания на половицах. В углу скреблась мышь, Блуд подумал, что утром надо напомнить ключнице Лутоше, чтоб посадила кота в подпол, пусть духом пропитает. А еще за печкой вдруг запел сверчок. Вот этот звук Блуда порадовал гораздо больше. Испокон века известно – коли сверчок у кого запел, так хозяину уходить из этого дома. Другие печалятся такому звуку, а Блуд рад. Скоро, совсем скоро придет и его черед…
Луна уже совсем перебралась за большую березу, что растет у терема, спряталась в ее ветках, скоро посветлеет полоска неба за дальним лесом, а потом и само солнышко покажется. Вот-вот заорут петухи, сообщая о приближении нового дня, а Блуд все не может заснуть, думает…
Конь унес Ярослава далеко от Ростова, когда в голове у Блуда вдруг сложилось все в одну картину. Ну конечно! Как он не догадался сразу?! Женит князь своих соколиков! Ведь позвал тех, у кого любушек нет, остальные либо уже женаты, либо еще малы для того.
Сначала обрадовался, но тут же тоска с новой силой сжала сердце немолодого уже боярина. Женится Яро слав, а он и на свадебном пиру не будет… Точно чужой какой. И вернется ли князь в Ростов, глянется ли сам Блуд его княгине? Подбородок боярина даже задрожал с обидой, он чувствовал себя брошенным и никому не нужным. Снова перестал есть-пить, снова на цыпочках ходила по хоромам челядь, боясь половицей скрипнуть, дверью стукнуть… Тоскует боярин, плохо и остальным оттого. Только боярыню, казалось, ничего не берет. Ни аппетита не потеряла женщина, ни сон не нарушился. Так же ходила, слегка задыхаясь от своей дородности, пыхтела что на ступеньках крыльца, что за трапезой, так же храпела, едва коснувшись головой подушки.
Братья стояли перед отцом, ожидая приглашения сесть. Владимир на минутку задумался. Оба хороши, сказалось наследство и матери и отца. Ярославу семнадцать, Всеволоду шестнадцать. Старший сидит в Ростове, подальше от Киева, как и просила его мать. Младший – в новом граде Владимире-Волынском. Строил специально для него взамен разрушенных градов на Буге. Недалеко от Всеволода в Турове вместо скончавшегося князя Туры – Святополк, который старается поставить свою землю выше, его трудами поднялись Берестье и особенно Пинск. Если выбирать между червенскими градами и огромным свейским королевством, то Всеволод, конечно, выберет Сигрид с ее властью.
Вдова годится княжичу в матери по возрасту, кажется, она старше самой Рогнеды, да только остановит ли это Всеволода? А Ярослава?
Владимир показал княжичам на лавки, чтоб садились. Завел разговор о необходимости женитьбы. Яро слав настороженно смотрел на отца: почему речь сразу с обоими, что, две невесты отыскались? Они христиане, женятся единожды, к чему спешка? А сам отец маялся от мысли, как сказать Ярославу, что гордая свейка отвергнет его, хромца, как когда-то отвергла Рогнеда робичича? Ничего объяснять не пришлось, только услышав имя предполагаемой невесты, Ярослав сам закачал головой:
– Отче, она меня не примет. Ей и Эйрик плох был…
Да и незаметно по лицу сына, что рад он такому предложению. Неудивительно, старовата для княжичей королева. Но Всеволода это не смутило:
– Отче, а мне позволишь ли? – Чуть воровато оглянулся на Ярослава, добавил: – У брата зазноба есть, а у меня никого…