Never Finished: Unshackle Your Mind and Win the War Within

При ВСД тромбы могут превратиться в эмболы, которые закупоривают кровеносные сосуды в мозге или сердце, вызывая инсульт и сердечную недостаточность. Люди с серповидно-клеточным признаком, как я, подвержены повышенному риску образования тромбов. Прошло несколько часов. Я притворялся, что все в порядке, пока мой пульс рисовал в моем сознании страшную электрокардиограмму, но когда Киш застегнула чемодан и повернулась ко мне, готовая ехать во Флориду, она поняла, что что-то очень не так. Мы ехали не в аэропорт. Мы ехали в отделение неотложной помощи.

На следующий день после Рождества в большинстве общественных мест становится тихо, но праздничный сезон в отделении скорой помощи всегда проходит шумно. Может быть, это алкоголь, семейные раздоры, одиночество или сочетание всех трех факторов. Когда мне было четырнадцать лет, жених моей матери, Уилмот, был застрелен на следующий день после Рождества, поэтому всякий раз, когда календарь склоняется к концу декабря, я больше думаю о травме, чем о Санте.

Когда мы вошли в раздвижные стеклянные двери, отделение скорой помощи было переполнено. Я опустился на одно из немногих свободных мест в приемном покое, голова кружилась как черт. Медики, врачи и медсестры суетились между процедурными зонами, катая пациентов по скрипучему кафельному полу на каталках и в старых шатких креслах-каталках. Система громкой связи трещала. Люминесцентные лампы жужжали над головой. Киш сидел рядом со мной и заполнял бумаги, пока я закрывала глаза и делала очередной глубокий вдох.

Спустя несколько минут, а может, и часов, я проделал то же самое в присутствии молодого врача в отгороженной занавеской процедурной зоне. Он не был кардиологом, и когда я объяснил, что перенес две операции на сердце, он воспринял эту новость слишком небрежно. Он послушал мое сердцебиение, установил на меня датчики и посмотрел, как мой пульс вычерчивает ритм на мониторе ЭКГ. Затем он рассказал мне то, что я только что рассказал ему.

"У вас ВСД".

"Вас понял". Я бросил на него косой взгляд. Киш поймал его.

"Что вы можете сделать для него, доктор?" - спросила она.

"Мы поставим вам капельницу и посмотрим, как вы отреагируете".

Пришла медсестра, пощупала мою вену, и лекарство, похоже, подействовало. Через несколько минут мой пульс успокоился, а головокружение ослабло, но когда через час снова вошел доктор, он выглядел растерянным, читая показания мониторов.

"Ну, пульс успокоился, но у вас все еще ВСД", - сказал он. "Я позвоню кардиологу наверх и посмотрю, что можно сделать здесь".

Мне не нужно было слушать, что скажет кардиолог, чтобы узнать свою судьбу. Я изучал случаи AFib, и если дыхательные техники, выравнивание и лекарства не синхронизируют работу камер, то следующим шагом будет шок сердца, чтобы перезапустить его, как вы перезагрузили бы замороженный компьютер. Я видел видеоролики об этом и был в ужасе.

Забавно, что две операции на сердце никогда не пугали меня. Я знал, что обе операции сопряжены со смертельным риском, но тогда я не задумывался о своей смертности и встречал их, лишь пожав плечами. В тот вечер в Нэшвилле я по-другому относился к жизни и смерти.

Can't Hurt Me" изменила меня, и моя последняя метаморфоза была гораздо глубже, чем коммерческий успех и энтузиазм публики по отношению к моей истории. Написание этой книги позволило мне в последний раз пережить тот ад, через который я прошла, а публикация книги позволила мне начать все с чистого листа. Люди всегда многое обо мне предполагали. Can't Hurt Me" наконец позволила мне сказать свою правду, и я почувствовала себя оправданной. Наконец-то я могла быть спокойна за свою жизнь и за все, что я в нее вложила и чего добилась. А потом, как по команде, мое сердце заколотилось, как заезженная пластинка, и я снова оказалась под прицелом жизни.

С Рождеством, мать вашу!

Пока Киш звонила родителям и утирала слезы, я столкнулся с горькой возможностью. Я верил, что моя роль на этой земле - страдать и преодолевать трудности, чтобы научить других делать то же самое, но теперь, когда этот период моей жизни, похоже, закончился, я должен был задаться вопросом: неужели я вдруг стал ненужным? Мои мысли метались между жалостью к себе и яростью. Моя тревога зашкаливала. Я уже не смеялся над смертью, как раньше. Я боялся. Я отчаянно хотел жить дальше.

Пришел техник и побрил мне грудь. Она приложила один электрод к моей груди, а другой - к спине. Затем вошел доктор и попросил Киша занять место в комнате ожидания у входа. Он посмотрел на мониторы, взглянул на меня и нажал на выключатель. Через меня прошло двести джоулей, и все вокруг померкло. На долю секунды я завис между ударами сердца. Он снова ударил меня, и я закричал, приходя в себя. Киш слышал, как я всю дорогу в приемной произносил имя Господа всуе, чего никогда не делал. Вот как больно было. Но это сработало. Я была синхронизирована.

Пытаюсь контролировать страх быть потрясенным