Элис редко позволяла себе слезы на людях. Сейчас же, кажется, чаша переполнилась.
— Боже, просто уйди… Оставь меня, Паркер. Иди куда подальше… Оставь меня.
Главным отличием Питера от остальных её одноклассников в том, что он никогда не навязывал свою помощь ей. Он знал, что ей не нужна поддержка, если она сама не просит. Чаще всего, Элис не стеснялась говорить «обними меня» или «помоги мне». Когда она просила уйти, значит, нужно было уйти — и это было бы для неё лучше всяких лицемерных объятий и глупых слов поддержки, о которых человек через час забудет, даже не спросив, как она себя чувствует. Это было ей противно. Очень противно.
Питер таки и удалился. Элис осталась одна. Опять. Снова. Как и всегда. Самый близкий к ней человек, которого она видела чаще Стива, который понимал её с полуслова, который любил её ядреный запах лимона, которого любит её пёс, просто так взял и оставил её, на празднике одиночества и чужого счастья. И перед ним она сейчас унижается, выплакивая те слезы, что текут, кажется, не из глаз, а прямиком из сердца? Локи ведь всегда считал, что она не стоит чьих-то слез, что она — алмаз среди горстки камней, и если камни её поскребут, он раскрошит их. Видимо, она, всё-таки, никакой не алмаз, как он считал…
Она нашла в себе силы встать, отряхнуться, зайти в этот чертов зал, протанцевать всю ночь напролет с одноклассником, имя которого она даже не запомнила. Она нашла в себе силы без боли в грудной клетке и аритмии выпить бокал плохого шампанского под ту самую песню Ланы Дель Рей, в которой пелось про вопросы, которыми задается женщина, влюбленная в своего мужчину, она спрашивает, будет ли он любить её, когда она состарится, будет ли он рядом с ней, когда она утратит всё, и у неё останется только истерзанное сердце… Элис часто спрашивала это у Локи. Как странно то, что это стало их песней. Будто кто-то, ставивший музыку на радио, знал, что именно под эту песню с минуты на минуту случится что-то, что будет хорошо описывать, происходящее в песне… Человек влюбится в бога. Бог влюбится в человека. Смирится с тем, что когда-то один утратит другого. Что это всё не бесконечная сказка со счастливым концом… Но разве должен конец приходить так быстро?
Элис нашла в себе силы принять, что это не конец. Что она увидит его, ещё хотя бы раз. И если он не смог прийти к ней, значит, точно был занят чем-то чертовски важным…
Но найдет ли Элис силы принять то, что больше ей никогда не удастся его обнять?
========== ashes ==========
Стив сидел, закрыв лицо руками и зарывшись кончиками пальцев в волосы. Черт возьми, в который раз он теряет то, чем дорожит больше всего? Какой это по счету раз, когда он оказался жалким, бесполезным кретином? Сейчас он вспоминал те времена, когда его называли героем, делали из него циркового клоуна, когда он в первый и в последний раз действительно помог тому, кого любит, кого ценит, кто занимает поистине важнейшее место в его жизни, в его сердце. Это был последний день, когда он был счастлив в том веке. А в этом веке он был счастлив в последний раз тогда, когда приютил Элис, брошенную, одинокую, опустевшую и очерствевшую, дал ей дом, постарался стать отцом, помочь найти друзей… Он никого не сберег. Никого.
Вдруг Стив почувствовал в кармане брюк что-то плоское и мягкое. Он полез туда рукой — и как оказалось, зря. В кармане лежала фотография Барнса — та, что он вытащил из дела №17. А к ней, ржавой скрепкой была прикреплена фотография Элис, сложенная вчетверо. Стив любил это фото — она сидела за столиком в кафе, чуть наклонив корпус, в легкой голубой кофте, под которой была белая майка с эмблемой Щ.И.Та. Элис улыбалась, сжимая в руках коктейль «радужный единорог», в солнечном свете были видны её веснушки, которые к лету становились яркими, почти красными. Когда на душе становилось слишком дурно, ком в горле не просто не давал дышать, а даже ломал шею, ему просто стоило вспомнить, что когда бы он ни жил — всегда будет человек, ради которого он должен сражаться.
— Мистер Роджерс, ваша дочь очнулась.
Стив поднял голову и посмотрел на вакандского врача, так бесцеремонно ворвавшегося в его комнату, без стука, без предупреждения, даже без звука шагов по холодным коридорам. Стиву хотелось побыть одному. Со своими мыслями наедине. Без звуков взрывов и войны. Впервые за несколько лет. Но, видимо, не вышло.
— Я подойду чуть позже. Спасибо…
И врач ушел.
Девушка с тяжестью открыла глаза и почувствовала, как сильно давит на неё кислородная маска. В глазах всё выглядело как пёстрый набор красок — она не могла ничего четко разглядеть. Через несколько секунд она промычала, почувствовав насколько сильно болят переломы, как режут внутренние органы сломанные ребра, какие глубокие на её теле царапины, как туго зашиты все раны, как занозы впиваются в тело. Элис тяжело вздохнула и повернула голову на Тора, что сидел справа от неё.
— Очнулась?
— Да…