Never Let You Down (СИ)

Колеса инвалидного кресла аккуратно коснулись ковра у входа. Элис окинула прихожую взглядом — всё на тех же местах. Но все равно что-то не то. Как-то пусто. Слишком холодно. Девушка поежилась, а после повернула голову на зеркало в прихожей и поняла, что у неё огромные синяки под глазами, сальные волосы, осанка совсем испортилась, а руки, только вчера освободившиеся от гипса, выглядят как у домохозяйки, у которой началась аллергия на моющие средства. Девушка тут же отвела взгляд и отдернулась. Надо возвращаться к жизни, подстраиваться под сложившиеся обстоятельства… В который раз?

Элис прокатилась чуть дальше по квартире, потянув за собой пыльную вешалку. Девушка подскочила от грохота и шума, ворвавшегося в гробовую тишину некогда её родного дома.

— Пап, что упало?.. — гробя спину и прижимая к груди руку с кольцом, прикрывая пальцы ладонью, хрипло прошептала Роджерс-младшая, а после закашлялась и поправила волосы.

— Вешалка… — с какой-то неземной горечью пробурчал Стив, будто поднять вешалку для него было чем-то непостижимым и невозможным, будто ему действительно сто один, не недалеко за тридцать пять. Элис поежилась, а через несколько секунд ей на глаза попалась миска с кормом и едой Бакса.

— Па… — словно совсем ещё маленькая девочка изрекла она, — А Бакс… тоже.? — она не договорила, но следующее слово читалось по взгляду — «растворился». Стив ответил ей немым согласием, закрыв глаза и пару раз кивнув.

Они года три не были вместе. Три года Стив не трепал её по волосам. Три года они не пили какао с молоком и сливками по утрам, три года Роджерсы не проводили время вместе. Три. Чертовых. Года. И какова же причина их встречи? Проигрыш, поминки, поход по могилам, постоянные ругани с Тони, который, кажется, вообще забыл, кем был, чем был, выбросил свои ценности в мусорку, и стал просто раздражающим дедом, который бурчит и от которого вечно пахнет виски, который вечно галдит о «в мое время…» и который, к сожалению, действительно покрылся сединой, скорее от нервов, чем от крадущейся к нему старости.

Прошло не более месяца с того дня, как они похоронили всех, кто распылился. Чуть меньше трех недель с того дня, как тетя Мэй позвонила Элис, чтобы та успокоила её после ошарашивающей новости о смерти Питера, две недели с того момента, как Шури была коронована и заняла пост погибшего брата, почти неделя с того дня, как Тор рассказывал Элис о последних днях жизни её возлюбленного, и они оба то смеялись, то плакали, отпуская ему все грехи, каждый порез и рану — на чьем-то теле и на их сердцах.

И, наверное, где-то два часа с того момента, как Мишель написала Элис о том, что была бы не против с ней увидеться. Просто увидеться… Но у Джонс никогда и ничего не бывало «так просто». Роджерс-младшая приготовилась ко всему — от простой истерики до ядерной войны.

Утро её начиналось, как и обычно — Элис переползла с кровати на инвалидное кресло, пусть в это и не было надобности. Просто сил ходить не было. Исчез любой смысл их искать, пропало желание спать по ночам, скрывать веснушки и прятать синяки под глазами. Всё равно. Просто всё равно. Она, как всегда, катится на кухню — и, как и всегда заваривает две кружки кофе, себе — молочное латте, а ему… а он больше не придет. Не придет и все. Не обнимет её со спины, не поцелует в щеку, не скажет, что задержится у неё ещё на день… Никто этого не скажет. Этот кофе, черный эспрессо, был для никого. Элис хотелось так считать.

Где-то через час, наслушавшись оскорблений и насмотревшись на слезы прохожих, погладив и немного покормив полосатого котенка, взяв себе овсяное печенье с апельсиновым привкусом, девушка уже прибыла к месту назначения. Погода была гадская — пасмурно, серо, грязно и сыро… и это был второй месяц лета. После звонка в дверь Мишель приветливо открыла ей дверь. Элис как всегда встретил её пушистый мейн-кун по кличке Тодд, противная и вредная морда, не дающая покоя любым свободным коленям.

К удивлению, они просто смотрели фильмы. Но с самого порога Элис заметила, что в глазах Мишель читается вопрос, который, кажется, был виден намного лучше её самой, а она лежала вплотную к блондинке. Девушки молча смотрели фильм, чувствуя тяжеловесность этого вопроса, как он душит, как гробит их обеих, прямо тут, прямо сейчас, доводит до белого каления самим фактом своего существованием. Не надо было обладать эрудицией или дедукцией — этот вопрос читался в глаза всех и каждого, у кого кто-то распылился. Джонс тяжело и резко вздыхает, ставит «Ла-Ла Лэнд» на паузу, и отстраняясь от испуганной Элис, садится в позу лотоса и говорит:

— Это уже невозможно…

Роджерс растерянно опустила глаза, стиснула зубы и сплела свои руки в замок.

— Должен же быть способ их вернуть, да? — голос Мишель срывался на хрип, какой-то скрежет.

— ЭмДжей, тише… — присаживаясь и закрывая крышку ноутбука, шепчет Элис. Она не раз успокаивала людей, таких же разбитых, таких же потерянных и утративших что-то родное, как и она. У Мишель превратились в прах мама и возлюбленный, — Должен, поверь… И мы сможем… Мы же сильные, помнишь?