Она кивает, не расцепляя объятий. Элис чувствует, как её кожу через свитер царапают ногти Мишель. Боль от потери врезается в её сердце ещё сильнее, когда она смотрит, как под этим грузом ломается кто-то другой. Это ад, бесконечный круговорот, из которого не может выбраться выжившая половина вселенной.
Вернулась Элис домой поздно, заехав к папе на работу, чтобы передать ему печенье и попросить помощь в реабилитации у Наташи. Пару шагов она сегодня сделала смело — но слишком мало для того, чтобы встать на ноги. Потом она ездила в больницу. Просто для того, чтобы врачи убедились, что с ней всё хорошо и ей не нужна степень инвалидности. Ближе к закату ей захотелось посидеть на набережной. Там было холодно, пароходы ходили унылее, а вода стала мутной, волны выглядели грязными, тягостными. Картина не внушала особой радости или умиротворения, и Роджерс поехала домой, улеглась в постель, и в очередной раз расплакалась, когда ей в глаза бросилось кольцо на указательном пальце. Надпись «Солнцу, воссиявшему надо мной», кажется, уже прочно въелась в кожу.
Утром Элис обнаружила, что въелась не только она. Въелись ещё и слова Мишель в подкорку сознания. Куча вопросов атаковали её с самого утра. А если их не выйдет вернуть? Если это всё — билет в один конец? Если в этот раз не получится одолеть плохого парня, если этот крах — их пожизненное клеймо? А вдруг… а вдруг хэппи-энда действительно не будет?
За этим последовала мысль, что Баки может не вернуться. Все его обещания свозить её в Румынию, как только всё успокоится, прочесть вместе с ней лекцию в её школе, а обещания Элис научить его пользоваться интернетом и контролировать гнев, никогда не будут исполнены. Она никогда не побывает на их со Стивом свадьбе, не увидит Барнса счастливым.
А что, если Локи и вправду не выжил, и его последнее желание… и впрямь последнее? Что тогда? Очередной набор разрушенных планов, нарушенных обещаний, разбитое сердце и одиночество? Элис этого не хочет. Боится, как огня… и, в попытках отвлечься, замечает, что снова, на автомате, заварила две чашки кофе. Себе и Локи. Осознав это, Элис не чувствует, как к ней подкрадывается гнев и разочарование вместе с ним. Она смахивает вторую кружку со столешницы, та с грохотом разбивается об пол, разлетаясь белыми осколками по деревянному темному ламинату, оставляя под собой неопределенной формы пятно. Когда чашка летела, значительное количество кофе пролилось Элис на колени. Задыхаясь от надвигающейся истерики, Элис смотрит на свои колени, и тянется к полотенцу, чтобы намочить его и охладить ноги, но… падает на пол, повалив за собой часть немытой посуды и свою кружку с кофе. Она просто плачет. Плачет, понимая, сколько упущенных шансов прямо сейчас тянут её ещё ниже, и ещё ниже, и ещё ниже, на пять футов под землю, в могилу. Она прикрывает лицо руками, вытирает слезы рукавами, скулит и краснеет, её глаза уже опухли, а ноги дрожат как пятидесятиградусный мороз, в комнате стоит горький, отвратительный и осточертевший запах горького кофе. Хотелось открыть окна, но оставалось только задыхаться, задыхаться и задыхаться. До конца.
Стив пришел домой вовремя, тогда, когда Элис пыталась залезть в кресло. Он бросил куртку, быстро снял обувь, и бросился к дочери, колени которой были исколоты кусочками посуды и обожжены горячим кофе.
— Принцесса, что случилось? — с каким-то беспокойством в голосе произнес Стив, усаживая Роджерс-младшую в кресло.
— Пап… Их же можно вернуть?
Этот вопрос стоял у Стива на устах каждый день, от заката до рассвета. Он тяжело вздохнул, понимая, что не один такой. Промолчать он не мог. И ответить ложью — тоже. Мокрые и распухшие глаза дочери только сильнее выбивали его из колеи. Он никогда бы не подумал, что его может поставить в тупик вид плачущей девушки. Стив присел перед ней на корточки, взял за руки, и сказал:
— Элис… Мы пытаемся, всеми силами, правда… Но пока я не могу тебе ничего сказать… Остается только надеяться, что всё будет хорошо…
Девушка на пару секунд затихла, а потом вновь взвыла, хватаясь за руки Роджерса и сильнее сжимая их.
— Пап, вы их вернете?.. Скажи правду — да или нет, пожалуйста!!!
Её голос срывался. Стив опустил голову, и погладив её костяшки, с горечью в голосе, надеясь, что лжец из него хороший, выдавил из себя:
— Да… Да, Элис, мы сделаем всё, что в наших силах и вернем их… но не без тебя.
Девушка шмыгнула и опять закрыла лицо руками.
В тот вечер она впервые за несколько недель помылась, а Стив в который раз убедился, что он — отвратительный отец. Он не в силах вселить в свою дочь надежду на то, что наклонная выровняется и все будет, как раньше. Элис никогда не будет одна, но будет ли она с тем, кто достоин носить гордое звание её отца, или рядом с ней всегда будет тот самый, ни в чем не меняющийся Стив Грант Роджерс, потерявший друга, возлюбленного… а вдруг за ними последует и дочь?
— Пап…
— Да, милая? — поглаживая её волосы, пока сама Элис лежит у него на коленях, сказал кэп.
— Можешь… Можешь спеть колыбельную?