Nevermore

Отдаваясь во власть неведомых и необоримых сил судьбы,я продолжил свой путь к парадной двери дома.

— Прошу прощения! — извинялся я, пробираясь сквозь толпу. — У меня неотложной важности дело к полковнику Крокетту.

Упоминание обожествляемого покорителя границы возымело желанный эффект. Люди расступались передо мной с благоговейным шепотом. Мгновение — и я уже всхожу на деревянное крыльцо и переступаю порог, недавно потревоженный тем потусторонним посетителем, чьего застающего врасплох визита мы страшимся превыше любых превратностей нашей земной участи. Я подразумеваю, конечно же, гостя незваного и страшного — внезапную, насильственную Смерть!

Внутренность дома также была заполнена людьми, среди которых, судя по их небрежному одеянию, находились и жильцы, выгнанные из своих апартаментов нежданным переполохом. Кое-кто пребывал еще в ночном облачении, на всех лицах проступила тревога и печаль. Я проложил себе путь через это сборище к дальнему концу коридора, к открытой двери, перед которой стояла еще одна притихшая кучка людей, пытавшихся заглянуть вовнутрь.

— Будьте любезны, разрешите пройти, мне нужно повидать полковника Крокетта. — Этот пароль быстро привел меня к упомянутой двери и позволил войти в комнату скорби.

В центре этого помещения я увидел троих полицейских, погруженных в серьезную беседу. Рядом с ними стоял Крокетт, выглядевший почти также, как накануне вечером, хоть и сильно растрепанный, как будто официальный ужин перерос в разгульную ночь. Как только я протиснулся в комнату, он оглянулся на меня, и темные зрачки слегка расширились от удивления.

— Кротик! — воскликнул он, явно изумленный. — Какого же дья… — Тут воспоминание озарило его черты. — Чтоб меня повесили, в этой сумятице я напрочь забыл о нашей дружеской встрече!

Один из полицейских, представительный малый с выдающимися усами, с любопытством оглянулся на меня.

— Это джентльмен из числа ваших друзей, полковник Крокетт? — осведомился он.

— Ни черта подобного, капитан! — отпарировал тот и, бросив на меня угрюмый взгляд, добавил: — Боюсь, придется нам отложить наши планы, Кротик. Скверное это дельце, и надо заняться им в первую очередь. — Он резко указал подбородком на кровать, стоявшую у дальней стены комнаты.

— Это ложе я едва заметил в первые мгновения по прибытии на место действия.

Вздох запредельного ужаса сорвался с моих губ, и я, глазам своим не веря, уставился на кошмарную фигуру, распростертую на матрасе. То было тело немолодой женщины, чье горло безжалостная рука перерезала с такой свирепостью, что голова почти отделилась от тела. Лицо жертвы, выпученные глаза, разинутый рот — все вопияло о несказанной агонии, в какой прошли последние мгновения ее жизни. Тело было варварски изувечено, так что и сходства с человеческим почти не оставалось. Загустевшей кровью было измарано все вокруг: пропитана постель, залиты члены жертвы, забрызгана даже стена у изголовья. В жизни не встречалось мне зрелища более жуткого — более чудовищного — более отталкивающего.

При виде этой ошеломляющей картины в голове у меня помутилось. Я уперся ладонью в ближайшую ко мне стену, чтобы устоять на ногах. Вот, глухо твердил я про себя, жестокое подтверждение прискорбнейшей истины: ничто в царстве сверхъестественных ужасов — ни ухищрении бесов, ни набеги вурдалаков — не сравнится с насилием, которое людипостоянно творят над своими же собратьями.

И, словно отвечая на невысказанную мной мысль, пограничный житель, с расстояния в несколько шагов наблюдавший мою реакцию, проворчал угрюмо:

— Кротик, я видывал и такое, отчего у самого дьявола свернулась бы кровь в жилах, но с этим ничто не сравнится.

— Самый необузданный краснокожий не расправился бы столь безжалостно с несчастной старухой-вдовой.

Я приоткрыл рот, но страх иссушил всю влагу в моих устах, и я оказался не способен к членораздельной речи.

— Кто… — выдавил я из себя наконец. — Как?..

— И нам хотелось бы знать, — с горестным вздохом ответствовал Крокетт. — Это безбожное деяние обнаружила служанка, когда явилась на рассвете будить миссис Макриди. Больше мы ничего не знаем наверное. Бедняжка сейчас лежит наверху, поверженная горем!

Аномалия нашей природы побуждает нас, хотя бы утонченные чувства и отвращались от сцен зверского насилия, необоримо влечься душой, словно к чему-то в высшей степени привлекательному, ко всему больному — пугающему — противоестественному.Так под речи Крокетта взгляд мой сам собой приковался к ужасающей картине на другом конце комнаты. Я пристально рассматривал варварски изувеченный труп; очарование и отвращение боролись во мне. Жестокая рана, рассекшая надвое горло несчастной жертвы, была нанесена с такой яростью, что кровь из разорванной яремной вены брызнула (или так мне показалось на первый взгляд) вверх, как из фонтана. По стене над ее головой темная густая жидкость расплывалась полосами, пятнами и штрихами, образуя мрачный узор, который, при более внимательном изучении, начал приобретать определенный смысл в моем восприятии.