Nevermore

Искреннее, пусть и несмысленное добродушие моей доброй, дорогой Матушки вызвало у меня кроткую и снисходительную улыбку, не без примеси, однако, горестного сознания того, что человек, одаренный творческим гением,всегда останется непонятым даже теми, кто более других сочувствует его порывам.

— Ох, Матушка! — воскликнул я. — Неужели вы никогда не поймете? Подлинный художник стремится придать форму зыбким фантасмагориямнашей души, окутанным тайной формам и изменчивым обликам, которые, словно кошмарная чреда подземных бесов, исходят из глубочайших недр его истерзанного мозга и стесненного сердца!

Матушка поморгала, безответно взирая на меня.

— Выпей-ка чаю, это поможет, — решила наконец она.

Я присел к столу и сделал первый глоток благоуханного напитка, налитого заботливыми Матушкиными руками. Живительное тепло согрело мои внутренности, и огонь, пылавший в чреве печи, разлился теперь в моих собственных органах.

Осушив чашку, я вскочил и прижал Матушку к груди.

— Я должен спешить по делу неотложной важности! — воскликнул я. — Ваше зелье все во мне воспламенило!

— Неужто? — сказала она, в задумчивости касаясь пальцами губ. — Надо было подождать, пока немного остынет.

Ее милое простодушие вновь исторгло смех из моей груди. Пройдя через кухню, я приостановился в дверях и обернулся к ней.

— Не могу с достоподлинностью предсказать, в котором часу возвращусь, — вскричал я. — Но будьте уверены, к тому моменту, когда вы вновь со мной встретитесь, я сумею отстоять честь имени По,кое я с гордостью ношу!

— Не забудь шляпу, милый, — предупредила меня заботливая женщина. — Глядишь, снова непогода разгуляется.

В самом деле, хотя дождь приутих, небо все еще было окутано серой дымкой. Угрюмые свинцовые тучи, казалось, опустились на самые крыши города. Но, в противоположность вечернему настроению, нерассеявшийся мракприроды не находил теперь отклика в строе моей души. То ли это произошло благодаря живительному эффекту горячего питья, поднесенного мне Матушкой, то ли сама ее любовь согрела меня.

Не скажу наверное. Во всяком случае я проникся свирепой решимостью и готовностью преподать самонадеянному Крокетту урок этикета, который не скоро изгладится из его памяти.

Увы, этому бодрому настрою не суждено было продлиться. Когда я пробирался по улице среди луж, истошный, неземной вопльдрожью ужаса поразил все фибры моего существа.

Я замер, не успев сделать шаг, парализованный страхом. И в это мгновение представитель мужского пола кошачьих выскочил справа от меня из проулка между двумя домами. Шкура его чернела полуночной тьмой, и когда он призраком метнулся поперек моего пути, сердце мое дрогнуло, оцепенело, упало во мне, сжатое внезапным и сильным спазмомсуеверного предчувствия!

ГЛАВА 4

Заведение, в котором проживал Крокетт, содержала миссис Эльмира Макриди, пожилая вдова, знакомая мне только по имени, хотя ее покойный супруг пользовался в нашем городе столь громкой репутацией, что, никогда не встречавшись с ним лично, я также имел представление о его замечательной судьбе. Джуниус Макриди, один из наиболее успешных предпринимателей Балтимора, славился не только размерами своего состояния, но и тем, что использовал это богатство на нужды просвещения. Будучи совершенно свободен от филистерства, печально характерного для его сословия, он всю жизнь был предан искусствам, и его искренняя приверженность высокой задаче облагораживания общественных вкусов неоднократно проявилась в форме щедрого, однако ненавязчивого покровительства.

Но в последние годы жизни этот достойный джентльмен сделался жертвой столь прискорбного упадка в делах, что лишился почти всего своего состояния. Удар оказался не менее катастрофическим и для его здоровья, так что через несколько месяцев после своего финансового краха мистер Макриди скончался, оставив престарелую вдову в до крайности стесненных обстоятельствах. Она лишилась всего мирского богатства, не исключая роскошный особняк, в котором они с супругом прожили долгие счастливые годы брака, и переехала в скромное жилище на Говард-стрит, которое одно лишь уцелело из ее наследства, и нашла источник существования, сдавая комнаты постояльцам.

К числу культурных учреждений, которые опекал в расцвете своего благополучия мистер Макриди, принадлежал и пришедший ныне в упадок театр «Маджестик» на Албермарл-стрит. Это великолепное здание, превращенное в табачный склад, все еще высится священным храмом в тайниках моего сердца, ибо здесь состоялось триумфальное выступление той очаровательной и злополучной женщины, чьему существованию обязан я собственной жизнью. Я подразумеваю, естественно, свою дивную, давно покинувшую мир мать, актрису Элизу По, [15]увы, развязавшую узы земного существования в нежном возрасте двадцати четырех лет, менее чем через три года от моего рождения. Вплоть до сегодня к числу самых драгоценных моих реликвий принадлежит пожелтевшая вырезка из «Ежедневной газеты Балтимора», восхваляющая блестящее исполнение ею роли Лидии Лэнгуиш в «Соперниках» Шеридана. [16]