Nevermore

Не оставалось сомнений относительно главного вывода: чудовищная цепочка убийств каким-то образом связана с давними театральными событиями, в которые были вовлечены и члены моей собственной семьи. Но другой не менее существенный вывод оказался ошибочным: отвратительные убийства не имели никакого отношения к моей матери, как я было предположил. Из приведенной мной рецензии явственно следовало, что они каким-то образом связаны с тягостным публичным унижением, пережитым — почти четверть века тому назад! — моим отцом.

Об этом жалком создании я почти не располагал сведениями. Если когда-либо я испытывал такого рода интерес, он давно был уничтожен завладевшим мною разочарованием, безграничным презрением к человеку, лишенному чести и самоуважения до такой степени, что он мог бросить юную супругу и детей сражаться в одиночестве против жестокого света. Немногие известные мне факты сводились к следующему:

Дэвид По-младший, унаследовавший имя знаменитого героя, столь славно послужившего отечеству в пору Революции, в юности учился на юриста, но и в пору учебы его преследовала мечта сделаться актером, и это желание обострилось до крайности, когда в возрасте двадцати пяти лет он побывал на представлении популярной в то время комедии Ричарда Гилмора «Девушка с ярмарки» и был покорен чарами мисс Элизабет Арнолд, исполнявшей главную роль. На следующий год он оставил учебу, решившись следовать своему актерскую призванию. Сильный мелодический голос, изящное телосложение и пламенное честолюбие, казалось бы, делали сего молодого человека как нельзя более пригодным для сцены. К несчастью, он также был подвержен приступам парализующего страха, которые зачастую настигали его в разгар представления.

В надежде, что со временем эта проблема рассеется сама собой, он присоединился к «Труппе Виргинии» и успел выступить во многих третьестепенных ролях: Фальеро в «Абелиноре, или Великом Бандите»; Аллана из лощины в «Робин Гуде», Гарри Грома в «Таинственной сказке», Юного Вудленда в «Дешевизне» и так далее. К 1805 году он был женат на актрисе из той же труппы, на вышеупомянутой мисс Арнолд, моей будущей матери. Несколько лет молодая пара выступала совместно в бесчисленных спектаклях, однако в то время, как любовь публики к его прекрасной юной супруге с каждым сезоном возрастала, репутация самого По неизменно шла на убыль, пока он не превратился в посмешище. Coup de grace[75] его карьере был нанесен в тот роковой вечер, отзыв о котором я только что прочел. Вскоре, в июле 1810 года, он внезапно исчез, и родные не знали, где его искать.

К этим скудным фактам сводились все мои сведения. Что дальше сталось с ним, где он укрылся, как зарабатывал на пропитание, жив ли он еще или умер — все это принадлежало сфере умозрительных спекуляций. Но теперь, спустя два с лишним десятилетия после бегства, призрак моего жестокого и жалкого отца вновь вернулся терзать мою жизнь.

Казалось очевидным: «NEVERMORE», выведенное кровавыми буквами на месте каждого убийства, намекает на унижения, пережитые отцом в тот давний вечер. Но кто же в таком случае виновник этих страшных злодеяний? Неужели он сам — жив и спустя столько лет возвратился отомстить уцелевшим свидетелям его позора? Хотя подобный вывод нельзя было отвергнуть с порога (будь он еще жив, моему отцу сравнялось бы пятьдесят семь лет, и физически он был бы еще способен учинить подобные бедствия), но как включить в эту теорию зловещую женскую фигуру, неоднократно мерещившуюся мне?

Эта загадки заставили меня полностью забыть о времени, как вдруг из-за стены, отделявшей мой кабинет от кухни, послышались знакомые звуки — приглушенные шаги, скрип половиц, перестук тарелок. Глянув на часы, я обнаружил, что время близится к шести утра. Доносившиеся из кухни звуки тем самым вполне объяснились, ибо я сразу же сделал вывод, что неустанная в своих заботах о близких Матушка уже поднялась и принялась за утренние свои хлопоты.

Вскочив на ноги, я выбежал из комнаты и ворвался в кухню, внезапностью своего появления вызвав у Матушки, которая как раз разжигала плиту, негромкий возглас изумления.

— Ох, Эдди! — выдохнула она, хватаясь рукой за пышный бюст. — Ты чуть не насмерть меня испугал! — Слегка отдышавшись, она добавила: — Давно ли ты проснулся?

— Вчерашние события повергли мою душу в такое смятение, — ответил я, — что — перефразируя слова Стратфордского Лебедя — благодатный сон не смыкал мне век и чувства в забытье не погружал.[76]

— Господи! — воскликнула она. — Выходит, ты совсем не спал сегодня? — Я признал, что мои слова можно истолковать в таком смысле. — Бедный мальчик! — продолжала она. — Ты, наверное, страшно устал. Садись за стол, и я сварю тебе славную чашечку чаю.

Подчинившись ее приказу, я опустился на привычное место, а добрая женщина тем временем поставила на растопленную плиту кастрюльку с водой и принялась расспрашивать о несчастье, приключившемся в музее.