Неверная жена

— Я, наверное, не по-научному скажу, сделай скидку танцору. Это звёзды, связанные гравитацией, с одним центром притяжения.

— Хм-м… интересно.

— Они разные бывают. Практически одинаковыми или абсолютно непохожими, отличаться массой и размерами. Случается, что две звезды находятся бок о бок, но они друг к другу никак не относятся. И центр притяжения разный. Рядом! Но никто, чужие! Смекаешь?

— Понимаю, — шепчу.

Ох, как понимаю.

— А те звёзды, с которыми они связаны вообще в другом месте, — тихо заканчивает мысль.

Он тоже поворачивается и обнимает меня левой рукой. Между нашими глазами не больше пятнадцати сантиметров. Его горячее дыхание легонько обдувает мои горящие щеки.

Тихо смеюсь.

— Ты всем здесь это задвигаешь, да?

— Я ни с кем здесь не был, кроме тебя, — говорит серьёзно.

– Так я и поверила, — снисходительно смотрю на него.

— Не хочешь — не верь.

Обижается и снова укладывается на спину.

Вдыхаю влажный ночной воздух и перевожу взгляд на небосклон.

— А я верю в то, что, когда люди умирают, они превращаются в звёзды. Ты можешь любоваться на них издалека, можешь даже попробовать дотянуться. Но в жизни не дотронешься.

— Пиздец, — произносит он сдавленно и вздрагивает.

— Когда папа умер, я часто смотрела в небо, чтобы найти его звезду, — пожимаю плечами. — Представляла, как он со мной разговаривает.

— Чушь это всё, — говорит Матвей резко. — Тебе так было легче.

— Возможно, — соглашаюсь. — Я просто скучала по нему. Сильно. Зачем тебе это все рассказываю?

— Говори.

— Мы с ним были не очень близки. Знаешь, он из тех отцов, что всегда на работе. Главное, обеспечить семью. Когда уехала учиться в восемнадцать, мы даже не созванивались. Общались через маму. А когда он внезапно умер, — на глаза накатываются слезы. — Я вдруг поняла, что всё. Поздно. Поэтому и придумала себе сказочку про звезду.

Матвей задерживает дыхание. И тяжело сглатывает воздух, выдыхая, словно комок внутрь проталкивает.

— Что с тобой? — удивляюсь.

Резво разворачивается ко мне, нависая сверху.

— Всё нормально. Дай попробую. — хрипло произносит, хватая у меня конфету. Откидывает её и целует жадно, забирая сладкий вкус с языка. Наглая рука закрадывается под толстовку и сжимает через футболку грудь, выбивая протяжный стон из моего рта.

— Вкусно, — шепчет, облизывая губы.

— Матвей, — останавливаю. — Секса у нас больше не будет.

— Конечно, не будет, — улыбается. — Я тебе не дам.

Заливаюсь смехом, обнимая его за плечи, и расслабляюсь. Снова ухватываюсь за выступ, чтобы пересидеть немножечко.

— Любишь его? — спрашивает как-то устрашающе.

— А ты её? — дерзко смотрю ему в глаза.

— Я первый спросил, — больно сжимает грудь.

— А-а-ай, — кричу. — Ты что, сумасшедший?

— Значит, любишь, — говорит, отстраняясь.

Резко встаёт.

— Поехали.

Поднимаюсь с покрывала и надеваю кроссовки. Идём обратно к машине, больше не держась за руки и не разговаривая.

Первым делом в автомобиле Матвей включает горячий воздух и греет руки.

— Отвези меня к машине, — говорю ровно.

— Без проблем, — отвечает холодно.

Обратную дорогу стараюсь не смотреть, кутаюсь в его толстовку и наслаждаюсь исходящим от неё запахом. Его запахом.

Между нами так много противоречий, что дух захватывает. Возраст. Мой муж. Его девушка. Мы в принципе разные. Абсолютно. Почему тогда внутри включается ступор, когда приходит мысль, что мы больше не встретимся?

Что заявит Лёша, когда мне придётся рассказать об измене? Что выдаст мама? А его мать? Господи, а как быть с Марком? Чувство вины перед сыном захватывает меня так, что я соскальзываю с выдуманного выступа и снова начинаю лететь в пропасть.

Нервы на пределе, моя душа как рваная рана кровоточит и просит о помощи. Ногти врезаются в ладони так, что практически раздирают кожу. И слезы уже не получается сдерживать. Они льются по щекам дорожками, скатывающимися вниз.

— Твою мать, — кричит Матвей громко и останавливается на ближайшей обочине.

Включает аварийку. Выдирает меня с кресла к себе на колени.

— Прости, я осёл, — шепчет на ухо.

Всхлипываю и врезаюсь ногтями теперь в его руки. Его лицо краснеет, но он терпит и только тяжело дышит.

Бью его по груди, словно он виноват в чем-то. Но так легче.

— Тш-ш, — обхватывает запястья. — У тебя истерика.

— Иди к чёрту, Матвеев, — ору. — Или Андреев, кто ты там?

— Как хочешь называй, только успокойся.

Он так близко. Его так много. Крепкого тела, рук, запаха, вкуса, что волна снова уносит меня в океан похоти и желания, словно прибитую к берегу лодку.

Его губы тянутся к моим, захватывают их с рыком, вылетающим из груди, и дальше снова создаётся проклятая вереница из всхлипов, стонов, сброшенной на пол одежды и шуршащей упаковки от презерватива, который он быстро раскатывает по всей длине твёрдого члена. Направляет его в меня и толкается бёдрами, языком облизывает заострившиеся соски.

— Это в последний раз, — шепчу ему зло, насаживаясь до упора. Руками упираюсь в рельефный пресс.

— Ага, — произносит быстро, раскачивая меня на себе. — Я понял. В последний.