Неверная жена

— Что ты тут делаешь? — шипит королева. Она в таком гневе, эмоций так много, что это рождает дичайшее счастье внутри. Счастье и долгожданное спокойствие, потому что ей не все равно. Больше всего я боялся равнодушия. А с гневом можно работать. Венка на тонкой шее пульсирует отчаянно, загорелая кожа краснеет.

Расслабляюсь и прохожусь грязным взглядом с ног до головы.

— Отдыхаю, — пожимаю плечами отстранённо.

— Ты издеваешься, Андреев? — её рука больно впивается в моё плечо.

— Воу-воу-воу, девушка, — давлю ухмылку, отстраняясь. Встаю из-за стола, задвигая стул. — Ладно, Вик. Рад был повидаться. Ещё встретимся.

Оставляю её в оцепенении и, натянув авиаторы на нос, ухожу из ресторана.

Глава 20. Виктория

— Марк, давай там осторожнее, — предупреждаю сына, который сломя голову несётся в детский клуб при отеле.

До сегодняшнего дня я была здесь в некоторой степени счастлива, пока Андреев не нарисовался в ресторане.

Зачем он приехал? Ну не может это быть случайностью.

На часах около четырёх дня, а я его с утра больше не видела. Где он? Чем занят? Марк мне все уши прожужжал.

Матвей то, Матвей сё.

Забираю в баре два радужных коктейля со льдом и босиком шагаю в сторону одного из бассейнов к Маше.

Поехать в отпуск была полностью её идея.

Я позвонила подруге в полнейшей прострации той же ночью, когда осталась одна. Меня бешено лихорадило, и в прямом смысле тошнило. Тошнило от себя самой.

Сама себе была омерзительна.

Домой я ехать не могла. Ни в коем случае.

Я бы с ума сошла.

Маша забрала меня и доставила к себе. Мы целую ночь разговаривали, тянули виски и рыдали навзрыд.

На следующий день я забрала Марка от мамы. Лёша доложил ему, что приедет домой в пятницу и я попросту не смогла…

Не сумела посмотреть ему в глаза. Бесстыжими глазами в не менее бессовестные.

Мы заигрались. И что дальше? Я не понимаю.

— Не видела своего Цискаридзе? — спрашивает Маша, окидывая область бассейна взглядом.

— Нет, — тоже недовольно озираюсь. — И видеть не хочу.

Надеюсь, он прихватил сюда свою девушку?

— Так уж и не хочешь, Вика? — смеётся Маша. — Я обратила на вас внимание в ресторане. Ты выбрала лучший кожаный член на этом побережье, Свободина!

— Ма-ша, — скулю протяжно. — Ты неисправима.

— Вообще, очень любопытно. Я бы никогда не заподозрила, что ты будешь изменять Лёше.

— Можешь так не орать во все горло? — шиплю.

Она громко заливается.

— Тут одни немцы. Гутен Так, — здоровается с нашими соседями, четой преклонного возраста.

Они тут же начинают кивать в ответ, двигая седыми шевелюрами.

— Я ж говорю, — свидетельствует она. — Один дастишфантастиш кругом. Скукота смертная.

Моя подруга очень эффектная. Гораздо больше, чем я. Пока я изображала из себя образцово-показательную супругу, она добивалась успехов в карьере, много колесила по свету и не заморачивалась за семейные отношения. У неё превосходная фигура, словно вылепленная из воска, безупречные черты лица и длинные шелковистые рыжие волосы.

Она яркая.

Я по сравнению с Машей бледная невыразительная моль в белом купальнике.

— А ты ведь тоже изменяла? — спрашиваю её, попивая охлаждённую жидкость через трубочку.

— Пф-ф-ф, — тянет она. — Как тебе сказать? У меня на этот счёт своя теория. Жаль нельзя запатентовать.

— И какая же?

— Ну, если не ты не замужем. Значит, и измены нет.

— Разумно, — сдерживаю улыбку. — Есть ещё что-то достойное в этой теории?

— Если секс был в презервативе — его тоже как бы не было.

Прыскаю от смеха.

— Если секс был с бывшим — то это тоже не измена. Я уже его видела обнажённым. Значит не считается.

— Ма-ша, — откровенно хохочу и поправляю лямки купальника.

— Что? — задирает она брови. — Ну, и главное правило. Если об этом никто не знает — значит, ничего не было.

— Гениально, — хлопаю в ладоши.

— Учись пока мать живая, — шутит она, переворачиваясь на спину. Её грудь оголена, и мимо проходящий мужик не сводит с неё глаз.

Ещё раз оглядываюсь в поисках Андреева.

— Если серьёзно, мне стыдно, — продолжаю разговор. — Это какое-то не знаю… гадкое чувство. Мне кажется, чаще всего мужчины предают, а не женщины.

— Это враньё, — бормочет подруга. — С эмансипацией многое поменялось. Конечно, раньше женщины изменяли реже. Но это связано не с тем, что мы просто заделались в извращенки. Хотя я-то уж точно изменяла бы и в Древней Руси.

Она вздыхает и продолжает:

— Просто времени не было. Бабы сидели дома с детьми. Элементарно не оставить ни с кем. Это в наше время гораздо проще. Вот Марик был у бабушки, когда вы утехам с Цискаридзе придавались?

— У бабушки, — подтверждаю хмуро.

— Ну вот, а если б её не было, то ты бы и не изменила Лёше.

— Получается, мама виновата? — опять смеюсь.

— Выходит так, — пожимает она плечами. — Ну и кроме того, женщина — это цветущий сад. Надо поливать, заботиться, орошать… так сказать.

Грязно улыбается, на что я закатываю глаза.

— Свободин охренел и запустил свои райские сады.

Воспоминание о муже отдаётся неприятным уколом.

— Всё закономерно, — заканчивает подруга.

— Да уж, — соглашаюсь. — Я его сады тоже получается запустила?

— Это уж сами разбирайтесь, голубки. Ты бы с ним для начала хоть поговорила.