Неверность. Почему любимые изменяют, стоит ли прощать, можно ли избежать

И хотя мальчикам и девочкам в среднем достаются одни и те же мамы, но одни будут однажды брать пример с отцов, а вторые – с матерей. Социум будет им в этом помогать, и мы получим бегающих от эмоций «сильных мужчин» и пытающихся их «догнать», страдающих от непонимания и невысказанности, «ноющих» и «тревожных» женщин. Что тут ни рассказывай о правильном воспитании ребенка или формировании привязанности – у матери вряд ли будут возможности следовать этим рекомендациям, если она и швец, и жнец, и на дуде игрец. Ничего не изменится, пока мы не пересмотрим стереотипы и пока мужья (что уже, слава богу, постепенно происходит) не начнут делить домашний труд со своими женами.

В первых браках изменяют чаще, потому что у первых и вторых браков просто неравные условия. Во втором браке уже есть «с чем сравнивать», мы приходим в него осознанно, на другом этапе жизни, в другом возрасте и с пониманием, что отношения строят двое. В первый мы вступаем, веря в рекламную мечту, в нашего «принца» или «принцессу». И часто уже внутри брака мы начинаем знакомиться со своими желаниями и приоритетами и обнаруживать желания и ценности другого человека.

Причина 5: тревога и телесный голод

Вообразите себе ребенка лет четырех-шести, беспокойного, который, например, плохо спит по ночам. По утрам он предсказуемо сонный. Но родителям надо на работу, его расталкивают и торопят. Ребенок начинает процесс сборов, скажем, натягивает на себя колготки. Они не очень поддаются детским рукам. В процессе ребенок засыпает, клюет носом прямо сидя. В полусне он слышит над своей головой короткую перепалку родителей: кому именно вести его в сад, если оба опаздывают? Хлопает дверь, папа убежал на работу, а мама со вздохом появляется в комнате: «Ну, собрался?» Колготки сопротивляются. Мама сердится. В итоге, не выдерживая, она сама резкими движениями запихивает ребенка в колготки, в остальную одежду, в обувь. Хватает за руку, пора бежать. Успеем на электричку. Лифт, подъезд, улица – скорей-скорей! Плохо зашнурованный ботинок падает с ноги, но мама так бежит, что сказать об этом успеваешь не сразу. Когда мама замечает, она немеет, останавливается. Тяжелая пауза: в воздухе висит немой вопрос и обвинение. И вдруг мама закрывает лицо руками и начинает всхлипывать. Или, того хуже, она становится каменная, такая каменная, что уж лучше бы кричала. Ледяным голосом она велит разворачиваться и идти искать ботинок. Ее лицо как маска. Голос как у робота. Она будто чужая.

Вы, наверное, уже спрашиваете себя, при чем тут измены? Однажды этот ребенок вырастет и поймет, что мама была в отчаянии, что за прогулы и опоздания ей грозило увольнение, что она спала по 5 часов в сутки, старалась быть идеальной женой и матерью и не забросить карьеру. Что из ее жизни в то время исчезли посиделки с любимыми подругами и все ее хобби, что она чувствовала себя несвободной, уставшей, недовольной, что папа не помогал или помогал так, что второй раз лучше было не просить.

Но пока ребенок понимает только одно – нужно вернуть прежнюю маму. Если мама плачет, это страшно. Если мама «окаменела», это еще страшней. Если она не хочет с тобой говорить и не смотрит на тебя – это невыносимо.

Материнская любовь воспета как святая, безусловная, готовая жизнь отдать за своего ребенка. В реальной жизни матери и их отношение к детям бывают разными. Многие не сразу обнаруживают в себе любовь. Многим первые месяцы с младенцем даются так сложно, что они и себя не чувствуют. Кого-то настигает послеродовая депрессия.

Дети не выбирают родителей. И родитель, близкий человек, для младенца – все. Весь мир. Это руки, которые его, младенца, «лепят», рассказывая ему, какой он. Если прикосновения нежные и любящие – младенец формирует один образ себя. Если они торопливые и грубые – другой.

Детская любовь не просто безусловная, это нечто большее. Это условие существования, именно контакт с «фигурой привязанности» – воспитывающим близким взрослым, делает человека человеком, час за часом и день за днем. Если эта связь исчезает или прерывается, ребенок начинает подавать сигналы бедствия – прежде всего плач как зов. Затем другие реакции.

Если плач ведет к тому, что мама (или другой важный взрослый) отзывается, тебя берут на руки, тебе рассказывают руками, голосом, взглядом, а позже и словами, что ты есть, что все в порядке, что любимые взрослые рядом – ты в порядке и твой мир в порядке. Прикосновения снимают тревогу.

Бывает, по разным причинам, прерванная связь длится дольше, чем способен выдержать конкретный ребенок в конкретный момент жизни. Некоторые дети попробуют справиться с этим, «заморозив» потребность в связи. Другие, наоборот, будут усиливать попытки восстановить связь. Если не с этим взрослым, то с другим. Им будет очень важна именно телесная составляющая как способ узнать у мира, что они есть и что они видимы и любимы. Их «аппетит к прикосновениям» будет выражен ярче, чем у других.