— А Сюзанна, стало быть, родилась лишь через год?
— Да, но уже после нашего отъезда, так что об этом мы ничего не знаем.
Карен вскидывает брови:
— Об этом?
Джанет кладет руку на плечо мужа.
— Брендон имеет в виду, что атмосфера в усадьбе ухудшилась, мы чувствовали, что пора двигаться дальше. К тому же слыхали, что в Копенгагене происходят разные интересные события, вот и решили двинуть в Данию.
Джанет говорит быстро, и Карен вполуха слушает про то, как они поселились на старой армейской базе в Христиании, но выдержали там всего несколько месяцев, а потом опять уехали в Швецию. И догадывается, что Джанет в душе чертыхается, понимая, что Карен намерена сосредоточиться на Луторпе.
— Вы сказали, атмосфера ухудшилась. Что вы имели в виду?
Джанет встает с раздраженным видом.
— Это личное. Я в самом деле не понимаю, как это может быть связано с вашим делом.
— Может, вы и правы, но позвольте мне самой разобраться, — спокойно говорит Карен. — Прошло почти пятьдесят лет, никого из Линдгренов в живых не осталось, так что ваш рассказ ничем им не повредит.
— Он изменил жене, — коротко сообщает Брендон. — Пер завел роман с Ингелой, пока Тумас находился в отъезде. Пер был в отчаянии, а Анна-Мария просто чокнулась.
Джанет Коннор вернулась к столу с полным чайником, села с тяжелым вздохом.
— Она не чокнулась, Брендон. Просто впала в то, что сейчас назвали бы глубокой депрессией. В общем-то неудивительно, Луторп принадлежал ей, и, вероятно, она чувствовала, что все ее использовали и предали.
— Когда это случилось?
— В конце лета, в тот год, когда мы там поселились. До тех пор все было замечательно, но резко изменилось, когда Анна-Мария захворала.
Август или сентябрь семидесятого, а ведь как раз в то время Анна-Мария ждала Сюзанну, думает Карен. Узнать, что муж тебе изменил, когда ты сама ждешь ребенка, тут кто угодно потеряет самообладание. Особенно если приходится делить кров с этой другой женщиной. Кров, который принадлежит тебе самой.
— Брендон верно сказал, атмосфера стала крайне тягостной, и никто из нас не знал, что делать с депрессией Анны-Марии и с отчаянными попытками Пера вывести ее из этого состояния. Но далеко не все придавали случившемуся серьезное значение. В те годы многие считали неверность типичной мелкобуржуазной выдумкой.
— Как реагировали Тумас и Ингела?
— Ингела с самого начала смотрела на жизнь просто. Да в общем-то все мы приехали в усадьбу с несколько наивным представлением, что будем делить всё и избавимся от буржуазных условностей, однако в решающий момент все спасовали. Даже Ингела. Она плохо себя чувствовала, оттого что Анна-Мария захворала, но не думаю, будто она считала, что они с Пером поступили неправильно.
— Пожалуй, лучше всех отнесся к этому Тумас, хотя Пер был его близким другом, — вставляет Брендон. — Собственно, он единственный из нас действительно жил так, как учил. Live and let live[8]
, все мое — твое, ну, вы знаете. Именно они с Ингелой и были самыми отъявленными хиппи, понимаете? Шли на все, а вот мы, остальные… н-да…Брендон умолкает, берется за чайную чашку.
— Так или иначе, они выдержали дольше нас, — говорит Джанет. — По-моему, оставались там еще несколько месяцев, а потом вернулись в Швецию. Они и Диса. Но у нас, в сущности, с тех пор не было с ними никакой связи.
— И с Пером и Анной-Марией тоже, хотя вы все жили на Хеймё?
— Я же говорил, несколько раз мы сталкивались с ними в Дункере, обещали как-нибудь заехать в Лангевик, но так ничего и не вышло. Воспоминания-то невеселые.
— Вы не знаете, что сталось с Ингелой и Тумасом, после того как они уехали?
— Их дороги разошлись. Она так и не бросила наркоту, а он коренным образом изменился, надел костюм и галстук. Мало-помалу возглавил отцовское предприятие. И старый хиппи Тумас Экман разом превратился в записного капиталиста. К сожалению, несколько месяцев назад он умер.
— Вот оно что. А как вы узнали о его смерти? Вы же говорили, что не поддерживали связь.
— Нам рассказал сын, Дилан, когда приезжал летом погостить. Он слыхал на работе. Видимо, Тумас был известной фигурой в деловых кругах, а Дилан знал, что в молодости мы были с ним знакомы. Ему куда больше нравился Тумас Экман, чем родной отец. — Брендон криво усмехается. — Порой яблоко все же падает далеко от яблони.
— Ну а Ингела? Она жива?
— Понятия не имеем, — коротко бросает Джанет. — Контактов не поддерживаем.
— А Диса?
— Сожалею, но для нас все это в прошлом.
И словно подчеркивая, что больше им рассказать нечего, Джанет встает и начинает убирать со стола.
Пожалуй, надо кончать, думает Карен, когда полчаса спустя выезжает на шоссе, направляясь в Дункер, в управление. Пора мне оставить в покое давнюю коммуну хиппи и сосредоточиться на кражах со взломами.
Легкая солнечная дымка пробилась сквозь тучи, и дорога кое-где уже начала подсыхать. Глянув на часы, Карен прибавляет скорость и пытается стряхнуть досадное ощущение, что Брендон и Джанет Коннор рассказали не всю правду.
61
Она поправляет кипу бумаг, наклоняется и включает звук.