НЕ ПОНЯЛ, ЧТО МЫ ОДНОЯЙЦОВЫЕ БЛИЗНЕЦЫ.ДИСА БРИНКМАНН И ТА СООБРАЗИЛА ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ.
У НАС ДАЖЕ ГОЛОСА ОДИНАКОВЫЕ, И ВЫГОВОР ОДИНАКОВЫЙ, ПОТОМУ ЧТО ДОМА ОБЕ ГОВОРИЛИ ПО-ШВЕДСКИ. КАЗАЛОСЬ, МЫ ОДИН И ТОТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК!!
Я ЕЗДИЛА В МАЛЬМЁ ЕЩЕ ДВА РАЗА, ЧТОБЫ ВСТРЕТИТЬСЯ С ЭНН, КРОМЕ ТОГО, МЫ ГОВОРИЛИ ПО ТЕЛЕФОНУ. ОНА ЖИЛА В ШТАТАХ, НО ТЕПЕРЬ ВСЕ ТАМ ПРОДАСТ И ВЕРНЕТСЯ НА РОДИНУ, ТАК ОНА СКАЗАЛА. ВОТ ТОГДА Я ПОНЯЛА, КАК ОНА БОГАТА.
У НЕЕ БЫЛО ВСЕ, А У МЕНЯ НИЧЕГО. НО ВСЕ, ЧТО ОНА ИМЕЛА, МОГЛО БЫ БЫТЬ МОИМ!!!! ЕСЛИ БЫ Я ТОГДА УЕХАЛА В ШВЕЦИЮ, А ОНА ОСТАЛАСЬ В ЛАНГЕВИКЕ. ТОЛЬКО СЛУЧАЙ ДАЛ ЕЙ ВСЕ, А МНЕ НИЧЕГО!!
ТОГДА-ТО Я И РЕШИЛА ВСЕ ИЗМЕНИТЬ. ОНА ПРИЕДЕТ КО МНЕ В ГОСТИ И ОСТАНЕТСЯ НОЧЕВАТЬ. ОНА ПРИЕХАЛА НА КРУИЗНОМ СУДНЕ, КОТОРОЕ СУТКИ ДОЛЖНО БЫЛО ПРОСТОЯТЬ В ГАВАНИ, Я ВСТРЕТИЛА ЕЕ НА ПРИСТАНИ.
УТРОМ Я СДЕЛАЛА ТО, ЧТО НУЖНО. ТЕБЕ НЕЗАЧЕМ ЗНАТЬ, КАК ИМЕННО Я ВСЕ СДЕЛАЛА.
ПОТОМ Я ЗАНЯЛА ЕЕ МЕСТО НА КРУИЗНОМ СУДНЕ. ПРОСТО СТАЛА ЖИТЬ ЕЕ ЖИЗНЬЮ.
ЭТО ОКАЗАЛОСЬ ЛЕГЧЕ, ЧЕМ Я ДУМАЛА, ВЕДЬ НИКТО НЕ ПРИСМАТРИВАЕТСЯ К ЖЕНЩИНЕ МОЕГО ВОЗРАСТА.
ЕДИНСТВЕННАЯ, КТО ЗНАЛ, ЧТО МЫ БЫЛИ БЛИЗНЕЦАМИ, ДИСА БРИНКМАНН, ПОЭТОМУ МНЕ БЫЛО НЕОБХОДИМО УБРАТЬ И ЕЕ, ДЛЯ НАДЕЖНОСТИ. А ТЕПЕРЬ ПРИШЛОСЬ УБРАТЬ И ЕЩЕ ОДНУ, КОТОРАЯ ВЫНЮХИВАЕТ И ЗАДАЕТ ВОПРОСЫ. ОНА РАБОТАЕТ С ТВОИМ ОТЦОМ, НО ЖИВЕТ В ЛАНГЕВИКЕ. ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО ОНА. НАСТОЯЩАЯ ШЛЮХА, КОТОРАЯ СПИТ СО ВСЕМИ МУЖИКАМИ ПОДРЯД, ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ ВСЕГДА БЫЛА ТАКОЙ. НЕВЕЛИКА ПОТЕРЯ.
Карен быстро смотрит на Карла, но он не отрывает глаз от окна. И она читает последние строчки.
Я ПРОСТО ХОТЕЛА ЖИТЬ ТОЙ ЖИЗНЬЮ, КАКАЯ ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ У МЕНЯ С САМОГО НАЧАЛА.
ЭНН ПОЛУЧИЛА ПЕРВУЮ ПОЛОВИНУ, А Я ЗАБРАЛА ОСТАЛЬНОЕ.
НАДЕЮСЬ, ТЫ МОЖЕШЬ ПОНЯТЬ.
Я ВСЕГДА ЛЮБИЛА ТЕБЯ. МАМА
Несколько минут в палате царит тишина.
— Она явно была не в себе, когда писала, — говорит Карл.
Карен не отвечает.
Потом он встает, собираясь уходить. И напоследок говорит именно то, что думает сейчас она сама.
— Бедная Сигрид.
89
Сюда приходят все. Толпятся с тревожными взглядами возле больничной койки, пока их не убеждают, что у Карен не будет серьезных осложнений… Марике, Эйлин, Коре и Эйрик. И мама.
Элинор Эйкен однозначно дала понять, что не намерена возвращаться в Испанию, пока Карен не выпишут, и решительно поселилась в лангевикском доме, отослав Харри в эстепонскую квартиру.
Лео Фриис явно тоже там. Очевидно, просто решил остаться, как Руфус. Перебрался ли он в садовый домик или они с Элинор оба живут в большом доме, Карен понятия не имеет. Спрашивать нет сил, как нет сил и самой отвечать на некоторые вопросы. Что Лео не появляется в больнице, ее не удивляет, а как ей с ним поступить, пока что совершенно неважно.
Сейчас все мысли Карен только о Сигрид.
— С ней не очень-то хорошо, — говорит Элинор.
— Понимаю. Где она живет? Хотя бы не одна?
— Не беспокойся. Мы за ней присматриваем.
— Наверно, она винит меня в самоубийстве матери. Как ты думаешь? Потому и не отвечает на мои звонки?
— Думаю, она винит себя, Карен. Я точно знаю.
— В чем она себя винит? Она же ни в чем не виновата.
— Не прикидывайся дурочкой, Карен. Кто-кто, а ты-то должна понимать.
— Мне бы следовало поговорить с ней…
— Как раз сейчас Сигрид всего боится. Увидит тебя такой, разбитой, в бинтах и гипсе, и только еще больше напугается.
Карен сознает, что может представить себе лишь малую долю того, что сейчас переживает Сигрид. Но даже эта доля — слишком тяжелое бремя для восемнадцатилетней девочки. Страшный удар — узнать, что твоя мама убийца. Потерять ее один раз, а потом другой. Страх оттого, что тебя бросает между отвращением к содеянному матерью и печалью об ожесточенности, которая переросла в безумие. Печаль по напрасно прожитой жизни. А роль, какую сыграли ее дед и ее отец. Если раньше у Сигрид были плохие отношения с отцом, то теперь они разорваны окончательно.
И впервые Карен понимает, какой отпечаток на Сигрид наложило вечное лавирование между ледяным отцовским высокомерием и лабильной психикой матери. И сознание, что она сама — часть их двоих.
Карен знает, что может понять лишь эту малую долю. И все же ей хочется поговорить с Сигрид, сказать, что она ни в чем не виновата, что дети не отвечают за грехи отцов. Что она не одинока.
Но до поры до времени она может только лежать здесь, дожидаясь, пока все достаточно заживет и ее выпишут домой.
— Мы за ней приглядываем, — повторяет Элинор. — И я, и Лео. Кстати, он установил кошачью дверку.
90
Потом приходят коллеги. Один за другим, каждый с виноградом и букетом, который ее мать, терпеливо улыбаясь, забирает и идет в больничный коридор искать еще одну вазу. Корнелис Лоотс, Астрид Нильсен, Сёрен Ларсен и крайне смущенный Вигго Хёуген сменяют друг друга с такой точностью, что Карен не может отделаться от ощущения, уж не составил ли кто-то в отделе расписание посещений. Деликатных коротких посещений, тревожных взглядов, когда боль в голове и колене вынуждает Карен вызвать звонком сестру и попросить болеутоляющее. Потом несколько тихих слов с матерью, и они покидают Карен, заверяя, что придут еще.
На третий день в дверях появляется Эвальд Йоханнисен.