Марат лукавил, сказав, будто он близко. Он так быстро появился… Такое чувство, будто он в этом же самом доме находится!
— Все под контролем, — бросает он первое, стоит мне открыть дверь.
Марат текуче протискивается через открытую дверь. Первым делом он смотрит на меня, будто проверяя взглядом, все ли со мной в порядке. Потом кивком приветствует Лешу и протягивает руку.
— Марат Нурланович Дашаев.
— Леха, — немного отвиснув, отвечает сын.
— Когда сын уехал? Сколько времени прошло?
Смотрю на Лешу.
— Леш, как давно?
Проклинаю и душ, и белье, и собственное увлечение собой, своим телом… Красовалась перед зеркалом, дурочка. Вышла бы раньше, раньше узнала, счет может идти на секунды!
— Минут пятнадцать уже прошло. Он сквозанул почти сразу же, как только ты ушла в ванную, — отвечает сын.
Марат качает головой, отходит.
— Уже предупредил людей. Сейчас уточню. Здесь будьте.
— Не мент? — снова уточняет Лешка.
— Не мент, Леш, толстовку забыл. Обуйся. Вдруг ехать придется?
Я прислушиваюсь к голосу Дашаева. Бубнит вдалеке, ничего не разобрать.
Появляется.
— Поехали. Будем на расстоянии, подождем. Пока все тихо.
Меня радует эта новость и не радует одновременно.
Ведь есть крошечное слово «пока», и я не могу не знать, что в любой момент все может измениться.
В дороге молчим. Леша разглядывает Дашаева, смотрит на него, иногда слишком пристально, будто вот-вот просверлит в его затылке дыру! Иногда искоса поглядывает через зеркало заднего вида.
Я сижу рядом с сыном на заднем сиденье и не могу не думать о том, как мы целовались с Маратом в этой же машине. В воздухе до сих пор пахнет цветами, которые он мне подарил…
В моем сердце сейчас царствует страх за жизнь сына, но под этой плотной, ледяной коркой плещется желание быть любимой мужчиной, который ведет машину, и счастливой рядом с ним.
Но столько сложностей…
Еще и Леша смотрит задумчиво.
Сейчас решит, что я загуляла и на отца наговариваю…
Как я смогу быть счастливой, если мои дети будут против моих отношений с другим мужчиной?!
Меня кидает из одной тревожной мысли в другую. Не могу успокоиться! Не могу… Впору грызть ногти и заламывать руки от отчаяния.
Хочется попросить Марата ехать быстрее.
Но потом — звонок.
Ему на телефон.
Дашаев отвечает и, ни слова не говоря, бросает телефон на сиденье.
Машину резко швыряет вперед от быстрого ускорения.
Комок дурноты подкатил к горлу, встал поперек — ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Не могу ничего сказать.
Только чувствую на себе остекленевший от такого же страха взгляд сына и ощущаю его холодные пальцы, которыми он сжал мою руку.
Потом — знакомый двор, но измененный до неузнаваемости. Здесь полно машин.
Карета скорой помощи, двери распахнуты.
Медики суетятся.
Грузят носилки…
Мелькает знакомая огненная макушка. Лицо обескровленное, бледное.
— Дима!
Машина еще останавливается, но я уже распахиваю дверь и выкатываюсь кубарем, сбив колени.
Падаю, поднимаюсь, бегу…
Вся боль, весь страх и отчаяние матери выплескиваются горестным криком:
— Дима! Нет!
Глава 30
Для меня весь мир сосредоточился только на нем, на младшем сыне. Его бледное, как будто обескровленное лицо застывает перед моим взглядом и еще долго будет мучить меня в кошмарах. Самый большой страх любящего родителя — это мертвые лица их детей.
Потом я вижу, как безвольно свисает с носилок рука сына, и меня накрывает. Я кричу страшно громко, оглохнув от самой себя.
Люди вздрагивают, обернувшись.
Бегу к сыну.
Кто-то перехватывает, удерживая.
— Отпустите! Отпустите! Мне надо к нему! Дима… Димочка… Дима!
— Гала, успокойся. Все под контролем. Все… — настойчиво бубнит над ухом голос Дашаева.
— Нет, ты не понимаешь! Ты… У тебя нет детей! У тебя их нет!
Я чудом вывернулась из его хватки, добегаю до носилок.
— Женщина, не мешайте! Дайте госпитализировать парня.
— Сам ты женщина! — ору. — Я его мать! Что с ним? Дима… Димочка!
— Мать? Тогда в скорой поедете. Приложили парня по голове. Насколько сильно, в больнице выясним!
Первым в карету протискивается Лешка, медбрат сначала удивленно распахивает рот, потом захлопывает его.
— Мы близнецы, — объясняет Леша.
Из подъезда появляются вторые носилки. На них — мой муж. Тоже без движения.
Ах ты, баран, кретин!
Зла на тебя не хватает.
Я все-таки делаю шаг в его направлении, меня трясет.
— Только сдохни, козлина вонючая! Сыновьям же для полного счастья только на твоей могиле слезами облиться не хватает!
Я бессильно трясу кулаками над безвольным телом супруга, а потом…
Вдруг слышу храп.
Что?!
Храп. Он храпит… Даже слюни пустил из приоткрытого рта!
— Да ты дрыхнешь! — изумляюсь я.
— Не просыпается. Кажется, тут хорошее снотворное!
— Тогда пусть его скорее промоют и разбудят, чтобы я сама… своими руками придушила этого говнюка!
— Мам! Мам… Поехали!
— Бегу!
Бросаюсь обратно, к сыну. Дашаев хватает меня за руку, объясняя скороговоркой:
— Илону схватили, ее дружок улизнул. Но она уже запела следователям, скоро и его схватят, клянусь.
— Спасибо, — выдавливаю из себя и…
— Все нормально, потом. Иди к сыну. Сейчас ты нужна ему как никогда, — отпускает меня Дашаев.