Неверный муж (СИ)

- Ого, - восклицает Марк. – Мам, классно.

- Угу, - откликаюсь.

- Чтобы всё это знать нужно будет обязательно учиться, - продолжает ликбез Матвей. - Может быть, это будет что-то вроде пиара и рекламы, или какие-нибудь курсы по видеомонтажу.

Аллилуйя, - думаю я про себя. – Хоть кто-то донес эту мысль до моего Марка, потому что мне он, естественно, не верит. Вбил себе в голову, что просто будет ходить с включенной камерой сутками и зарабатывать баснословные деньги.

- А раньше ты почему не учился? – хитро интересуется сын.

- Раньше я тоже обучался, только танцам. Сначала в школе, потом в Лондоне.

- А в Москве опять танцам?

- Нет, - отвечает Матвей оживленно. – В Москве узнавал, как правильно управлять недвижимостью.

- Круто, - произносит Марк. – Круто ведь, мам?

- Угу.

За разговорами мы выезжаем из парка и движемся дальше вдоль шумной набережной. Чуть медленнее начинаю крутить педали и снова увеличиваю между нами расстояние.

Сверлю взглядом широкую спину и светлый затылок. Учился. Подумать только.

Наверное, там со своей Евой и познакомился. Воспоминания о его жене отдаются острой нарастающей болью под ребрами, но я не обращаю на это внимания.

Пересекаю небольшую пешеходную улочку, когда справа мелькает какое-то цветное «нечто», а затем ощущаю жутко болезненный удар. Пытаюсь скоординироваться, но словно в замедленной съемке лечу вниз и оказываюсь на асфальте.

Левый бок, в который прилетел, как я догадалась, самокатчик, нестерпимо горит, а ноги вмиг становятся ватными. В голове от шока пусто и легко, прихожу в себя разглядывая пушистые белые облака.

Мир замедляется и раскачивается.

- Девушка, простите, пожалуйста, - тараторит парень, поднимая самокат.

Рядом образовывается толпа зевак, которые тут же начинают причитать и шептаться.

Прикрываю глаза от боли и облизываю сухие губы. Переломов еще мне не хватало.

По всей видимости, ясность сознания куда-то улетучивается, потому что я вдруг ощущаю себя в полнейшей невесомости. Парю над землей и совершенно никуда не тороплюсь.

- Вика, - слышу негромкий, но безумно родной голос. Такой же, как и тот, что приходил ко мне во снах последние два года.

Цепляюсь за голос, пытаясь идти за ним, но никак не получается.

- Ви-ка, - интонация становится одновременно обеспокоенной и очень настойчивой, а мои холодные щеки обнимают чьи-то теплые ладони. Обнимают и поглаживают.

Как же хорошо. Трусь об руку, словно кошка.

- Вика, блд, - последнее что я слышу перед тем, как окончательно распахнуть глаза.

Первое, что я вижу перед собой – светло-серые омуты и ямочки на щеках. Молниеносным движением, дабы не успеть подумать, касаюсь одной из них подушечкой большого пальца и тянусь губами.

Я просто не в себе!

Прижимаюсь в робком поцелуе и жадно вдыхаю запах мужской кожи.

Боже. И запах всё тот же.

- Ма-ма, - слышу детский испуганный голос сверху и тут же отдаляюсь от заветной «ямочки».

Глаза сами собой фокусируются на лице Матвея, и я считываю в его взгляде странную уязвимость.

Быстро взяв себя в руки, он резко поднимает меня на ноги и глухо цедит на ухо:

- Говорил тебе, очки снимай. Что ты за человек такой, Свободина!

Глава 16. Виктория.

Его агрессия такая осязаемая и живая, что страх сковывает мой разум и тело. К саднящим ноге и локтю добавляется жгучая боль от его рук, сдавливающих ребра под грудью. Он словно хочет наказать меня еще и физически.

Почему-то вспоминается самый первостепенный в жизни ужас. Тот мужчина в черном и всё, что связано со старшим Андреевым. В голове проносятся страшные картинки. Может, правду говорят, что с годами мужчина становится всё больше похож на своего отца?

Вот и Матвей изменился.

Из милого, улыбчивого и доброго парня, с которым я познакомилась чуть больше двух лет назад, превратился в жестокого, бесчувственного человека? Что если смерть матери и то, что он называет моим предательством, выжгли в его светлой душе всё подчистую? Дотла…

Возможно, обстоятельства сделали из него монстра?

Пытаюсь заставить себя посмотреть ему в глаза, но не могу. Взгляд застыл в районе широкого подбородка и жестких, сложенных в линию губ. А выше не поднимается, хоть домкратом тяни.

Боюсь разочароваться.

Одно дело ставить мне фантастические условия по причине того, что я отказалась быть с ним. Другое дело – у человека нет банального сочувствия к физической боли.

Когда решаюсь, вижу в светло-серых глазах схлынувшее море злости и небольшую обескураженность. Словно их хозяину самому стало не очень удобно за свое поведение.

- При чем здесь очки? – говорю робко. – В меня въехали.

- Простите, пожалуйста, - продолжает причитать самокатчик. Видно, что парень сам перепугался и находится в состоянии шока.

Матвей еще раз переводит взгляд на скинутый на асфальт транспорт и серьезно обращается к гонщику:

- Сколько тебе лет?

- Четырнадцать, - шмыгая носом, выдает парень.

- Дай мне номер своих родителей, - приказывает Матвей, доставая из кармана брюк телефон.

Люди, разглядывающие нас, расходятся, а я ковыляю до ближайшей лавочки. Разглядываю ссадину на ноге и борюсь со слезами.