Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

На краю деревни стояла деревянная вагонетка, ее использовали во время летнего фестиваля, чтобы проносить во время процессии черного, белого и желтого богов: Джаганнатху, владыку Вселенной, его брата Балараму и сестру Субхадру. Они были древними богами лесного народа, почитаемыми в семье матери Пикея с незапамятных времен, однако индусы включили их в мир своих божеств. Джаганнатху индусы сделали одним из проявлений Вишну, в то время как буддисты часто видели в нем проявление Будды. Осенью наступало время очередного праздника богов. Чествовалась Дурга, жена Шивы. Священники приносили в жертву коз на холме перед деревней, земля пропитывалась их кровью. Кровь, говорили брахманы, придавала Дурге сил, чтобы бороться с демонами, угрожающими божественному порядку. Пикея всегда удивляло, сколько у индусов богов, и он до конца не понимал, как они все относятся друг к другу. Однако он все же ощущал их реальность и не очень беспокоился о противоречиях. Став взрослым, он понял, что его родители имели неоднозначные права на божественных праздниках. Им разрешалось присутствовать в процессиях, но нельзя было касаться божественных фигур или деревянной вагонетки, на которой они провозились. Им разрешалось молиться, но не рядом с представителями высших каст и не в храме. Им разрешалось проводить ритуалы, но лучше в тени, так, чтобы брахманы этого не видели. Если бы священники ушли, неприкасаемые молились бы у себя дома и держались бы на расстоянии от всего чистого и святого.

Есть множество телесериалов и болливудских фильмов о постоянных очагах конфликтов в больших индийских семьях: напряженные отношения между свекровью и снохой. Когда несколько поколений собирались под одной крышей, конечно, это могло приводить к ссорам. Мужчины были главными за пределами этих четырех стен, а дома право голоса имели женщины. Руководила всем своей железной рукой свекровь, но невестка приносила в дом привычки, унаследованные от матери. Как нужно резать хлеб чапати[9], как готовить карри из турецкого гороха, собирать кукурузу и воспитывать детей? Пикею было три года, и он был слишком мал, чтобы заметить, что происходит, но старшие братья рассказали ему, что мать поссорилась со свекровью. Калабати только что родила своего четвертого ребенка, девочку, ее назвали Прамодини и ей было всего три месяца. Однако новый малыш не помешал бабушке перейти в атаку. «Твоя высокочтимая жена – ведьма», – сказала она Шридхару. А потом она обратилась к Калабати. «Ты не можешь больше здесь жить. Ты приносишь нам несчастье». Взгляд Калабати омрачился, но она промолчала. Чего бы она добилась своим протестом? Это было само собой разумеющимся, и, вне всякого сомнения, слово бабушки было решающим.

Мать Пикея жила в доме родителей мужа. Единственным, кто мог бы заступиться за жену, был Шридхар, но он проглотил свой гнев, обиду и стыд и никак не отреагировал. В семье повисло молчание. Шридхар уехал на работу в город, так ничего и не сказав. Калабати обиженно молчала неделю, выполняя свою привычную работу. Через неделю, когда Шридхар вернулся обратно, Калабати подошла к свекрови и объявила об их решении. Не проронив ни единой слезинки и не выказав своих чувств, она объявила, что возвращается в дом к своим родителями. «И я заберу обоих детей». Свекровь сопротивлялась. «Девочку ты можешь забрать, это, в конце концов, еще младенец, но мальчик останется со мной». Калабати согласилась и с этим.

Пикей помнит, как он плакал, когда мать с мрачным выражением лица собирала свои вещи. Он помнит, как стоял со скрещенными на груди руками на веранде, и его щеки были влажные от слез, когда она взяла сумку и с маленькой сестрой на руках вышла в дверь и спустилась по лестнице. Он знал, что она еще много раз оглянется и посмотрит на него, что он помашет ей, а она ему в ответ. Он как сейчас видит, как мать исчезла за зарослями сахарного тростника, и помнит, каким тихим и пустым внезапно стал мир. Мир, в котором не было больше матери и маленькой сестры.

«Твоя высокочтимая жена – ведьма».

Отец жил шесть дней в городе, а в доме были только бабушка и дедушка. Он плакал целыми днями, неделями, возможно, даже месяцами. Слезы текли и тогда, когда муссонные облака принесли на небо грозы, от которых светло-красные глиняные улицы становились пурпурными, а соломенные крыши начали пахнуть влагой и плесенью. Все превратилось в сплошной туман из дождя, слез и печали. Когда слезы прекратились, он онемел, замолчал. Он перестал разговаривать и смеяться, он даже не мог больше улыбаться. Он проводил дни с озлобленным выражением лица. Ни единого слова не вырывалось у него. Чаще всего он сидел один в своем уголке и смотрел в никуда. Потом он стал отказываться от еды. Когда бабушка что-то настойчиво предлагала ему, у него не было сил противиться, и приходилось есть, но рис и чечевичная каша потеряли для него всякий вкус.