Невероятная история Макса Тиволи

Он и не был, с ним было письмо. Хьюго обеими руками держал его перед огнем, словно миниатюрное тело мертвой любовницы, и гипнотизировал взглядом, будто пытался заново вдохнуть в него жизнь. Обыкновенное письмо, листочек бумаги. Хьюго сидел без пиджака, с развязанным галстуком, прислонившись к подлокотнику забавного египетского кресла. В позе мое го друга читалась напряженная готовность к полному краху. Огонь наполнял комнату тревожным светом, сглаживавшим и размывавшим все предметы. Хьюго всхлипнул, будто ему не хватало воздуха. Увы, я обратил внимание на эти детали только сейчас, а тогда я думал только о шерри.

— Эй, Хьюго, нальешь стаканчик верному другу?

Он вздрогнул, поднял глаза, а я был настолько глуп, что усмехнулся. А Хьюго уже смотрел на языки пламени и, словно бросая письмо в почтовый ящик, опустил его в огонь. Сделав это, мой друг отшатнулся, но тут же бросился ловить бумагу. Однако листок был охвачен стеной огня и за исключением одного маленького кусочка превратился в хрупкий лист пепла, поплывший в дымоход.

— Эй, ты чего? Дров, что ли, не осталось?

Хьюго наконец усмехнулся.

— Сделай нам выпивку, старик, — вздохнул он.

— А кто здесь хозяин?

— Сейчас — ты. Я чертовски устал. Кстати, я раздобыл нам немного героина, давай повеселимся. Мне надо развеяться.

Мы повеселились. Когда я вернулся с бутылкой виски (как всегда, передумав в последний момент), Хьюго уже стоял полностью одетый и держал в руках пузырек отличного гашиша. На бархатной подстилке уютно примостились две курительные трубки, они напоминали огромные кавычки, обещавшие длинный рассказ. Мой друг раскраснелся от жара камина. Хьюго принес холодного мяса и картошки, а потом вручил мне трубку и пузырек. Сначала приятный дым погрузил меня и Хьюго в тихое оцепенение. Я поднял глаза и посмотрел на внутреннюю поверхность своего черепа, он был прост, как купол зонтика, и наполнен такими же смутными тенями. Мы оба лежали в одиночестве, как и подобает друзьям — вместе. Однако вскоре нас охватило беспокойство. Карты не помогли, несколько часов мы потягивали виски, и с каждым глотком карточная забава казалась все более глупой. Вскоре я снова погрузился в свои переживания.

— Я так несчастен, Хьюго.

— Я тоже, — не поднимая глаз, вздохнул он.

Я вертел в руках трубку, лежа на столе.

— Нет, Хьюго. У тебя счастливая жизнь. Хотел бы я твою жизнь.

— Забирай, — горько произнес он.

Я не заметил его тона. Я никогда не представлял себе Хьюго несчастным и, наверное, разозлился, что он так поздно примерил на себя роль страдальца, которая в нашей дружбе по праву, с самого рождения принадлежала мне. Я воздел руки к небу и сказал:

— Я хочу этот дурацкий дом и твоих дурацких девушек. — Я махнул ему и продолжил: — Я хочу твою молодую внешность. Я хочу красивую одежду, которую носят мои ровесники, вместо… Господи, только посмотри, я ведь до сих пор ношу брюки отца!

Хьюго курил с непроницаемым лицом.

— Я не хочу обсуждать твою одежду.

— Ты так здорово живешь. А ведь многие из нас всю жизнь горюют из-за какой-нибудь женщины, и ничто не может нас осчастливить. — Я запнулся, осознав, что наговорил, потом оглянулся на него и сказал: — Но ты счастлив, даже когда тебя никто не любит.

О боже, он посмотрел на меня.

— Заткнись, Макс.

Я рассмеялся:

— Да и кто тебя полюбит? Твой домик-«тыкву». Только представь здесь какую-нибудь женщину, которая визгливо требует, чтобы ты бросил курить. Даже не думай об этом, турок! Где твой дорогой сюртук? Нет его. Он тебе просто не нужен, — бормотал я, стряхивая с себя мрачные думы и улыбаясь. — Кто может тебя полюбить? Ты же дикарь.

Хьюго молча отвернулся и уставился на сохранившийся клочок письма, тот лежал в камине, светлый, как юность.

— Я обкурился. Можно переночевать у тебя? Честное слово, на этот раз меня не вырвет.

— Нет, — отрезал Хьюго и подошел к уцелевшему листку бумаги. Если бы хотел, я мог бы прочесть, что там написано, однако тогда меня занимали другие вопросы. Я был слишком сосредоточен на своих проблемах. Хьюго снова бросил обрывок в огонь и наблюдал за пламенем. Не оборачиваясь, он сказал: — По утрам приходит горничная, страшная сплетница. Она и так считает меня развратником. Мне не нужны пьяницы на диване. — Он усмехнулся. — А тебя непременно стошнит. Пойду вызову кеб.

— Я тоскую по Элис.

— Знаю.

— Мне плохо без нее.

— Сочувствую, Макс.

— Спасибо, Хьюго, я тебя люблю.

Его силуэт переливался отблесками огня. Минуту Хьюго стоял неподвижно, я тоже не дергался, намереваясь заснуть в теплом кресле, где мне было так хорошо. Огонь бормотал, как безумец, а потом снова затих, выпустив сноп искр. Мой друг, переливавшийся в темноте яркими волнами, что-то сказал, но очень-очень тихо, и я даже спустя тридцать лет не могу разобрать его слов.

Надо обладать очень буйной фантазией, дабы разглядеть горе людей, которых мы считаем счастливыми. Их истинные переживания подобны тем звездам, чей свет неразличим человеческим глазом. Искусством постигать чужое сердце владеет лишь разум.